К вопросу о «справедливых» границах: чему учит история XX века?

Бурный XX век ознаменовался процессами, аналогов которым не было в мировой истории. Один из них – возникновение на карте мира беспрецедентного числа новых национальных государств. В момент своего рождения государство обретает национальную территорию, являющуюся непременным условием его существования. Но одним из самых болезненных вопросов накануне и после этого события является вопрос о её пределах. Естественное желание государства – получение «справедливых» границ. И то, как в минувшем столетии решался вопрос их справедливости, даёт ряд важных уроков для нашего времени.

В XX веке отчётливо выделяются три разных по содержанию и продолжительности периода активного возникновения новых государств. Первый – это распад империй в результате Первой мировой войны, в ходе которого появилось несколько государств в Восточной Европе и квазигосударств (мандатных территорий) на Ближнем Востоке. Второй – предоставление независимости колониям европейских стран, процесс, в ходе которого в 1945–1985 годах возникло более восьмидесяти новых государств. В историю вошёл 1960 год («год Африки»), когда обрели независимость семнадцать бывших европейских колоний, но в указанный период редкостью были скорее годы, когда новых государств не появлялось. Третий – это распад СССР, Югославии и Чехословакии в 1991–1993 годах.

Требование справедливости устанавливаемых границ новых европейских государств имплицитно содержалось в Четырнадцати пунктах Вудро Вильсона, которые отчасти легли в основу решений Парижской мирной конференции 1919–1920 годов. Идеалистические представления Вильсона о международном порядке были непривычны для великих держав Старого Света, но отринуть повестку своего важнейшего союзника они не могли. В результате одни границы в Восточной Европе (например, польско-германская) проводились с учётом этнического принципа и решением спорных ситуаций путём плебисцита, а другие – исходя из чисто стратегических соображений (Трианонский договор закрывал для Венгрии возможность вновь стать значимой державой в регионе, одновременно создавая проблему венгерских меньшинств в соседних странах). Как бы то ни было, главным источником границ новых государств была воля великих держав, иногда принимавшая во внимание устремления этих государств, иногда – нет.

Стремление великих держав к справедливости новых границ таяло по мере удаления от Европы. Границы мандатных государств на территориях, утраченных Турцией, определялись, исходя из секретных договорённостей Франции и Великобритании о разделе сфер влияния (соглашение Сайкса – Пико). А бывшие германские колонии в Африке, несмотря на новый статус мандатных территорий, фактически превратились в колонии держав-победительниц, причём некоторые из них (Тоголенд, Камерун) были разделены между ними подобно военным трофеям.

Что касается России, то ей, несмотря на фактическое поражение в Первой мировой и тяжелейшую гражданскую войну, удалось, в отличие от других многонациональных империй, сохранить большую часть довоенной территории – в форме союза советских республик. А границы с пятью новыми государствами, которые возникли на её западных рубежах и получили несколько уничижительное наименование лимитрофов, были установлены традиционным образом: через мирные договоры, завершившие вооружённые конфликты.

Между тем сама конфигурация союза советских республик предполагала проведение новых административных – но потенциально государственных – границ между ними. Несмотря на фактически унитарный характер СССР, те элементы государственности, которыми были наделены составляющие его республики, впоследствии обеспечат возникновение на его обломках реальных государств – с границами, проведёнными в качестве административных в 1920-е – 1930-е годы.

Примечательно, что «парижские» границы всех новых государств в Восточной Европе, призванные предотвратить реваншизм в этой части континента, как раз и питали его в межвоенный период и были перекроены накануне и во время Второй мировой войны. По её результатам, в отличие от Первой, в Европе не возникло новых государств, зато вопрос о справедливости новых границ был решён радикальным образом. Проводя их, державы-победительницы уже не руководствовались этническими картами: напротив, этнические границы были скорректированы так, чтобы соответствовать государственным. То, что после Первой мировой войны происходило стихийно (кровопролитный греко-турецкий обмен населением), после Второй стало согласованной политикой великих держав, направленной, прежде всего, на решение самого больного для Европы вопроса – германского. А также ряда более локальных, но потенциально взрывоопасных – например, польско-украинского. Можно сказать, что старинный принцип cuius regio eius religio был переосмыслен как cuius regio eius natio.

Не приведя к появлению новых государств в Европе, Вторая мировая война создала импульс к деколонизации в той части мира, которая впоследствии будет названа Глобальным Югом. Рассматривая этот процесс в широкой перспективе, можно заметить, что в подавляющем большинстве случаев – особенно это касается Африки – границы новых государств совпадали с административными границами, проведёнными европейскими колонизаторами, которые, как правило, не принимали во внимание ни этнический, ни лингвистический, ни религиозный фактор.

Молодые африканские государства сознательно приняли решение руководствоваться принципом uti possidetis, предполагающим трансформацию существующих административных границ в государственные. Этот принцип, впервые широко использованный при деколонизации Испанской Америки в XIX веке, был призван предотвратить территориальные споры, которые неминуемо возникли бы при попытках проведения «справедливых» границ, учитывающих этническую и религиозную принадлежность населения. Каирская декларация Организации африканского единства (будущего Африканского союза), принятая в 1964 году, торжественно провозглашала, что государства-члены «обязуются уважать границы, существовавшие на момент обретения ими независимости».

Применение принципа uti possidetis не спасло страны Африки от территориальных споров и войн. Но всё они стали скорее исключением, чем правилом: самые яркие примеры здесь – Огаденская война, вызванная сомалийским ирредентизмом, и аннексия бывшей Испанской Сахары Марокко. Немаловажно и другое: попытки сецессии на основе права народов на самоопределение с самого начала встречали ожесточённое сопротивление со стороны центральных правительств молодых африканских государств и лишь в двух случаях (Эритрея и Южный Судан) увенчались успехом – после многолетней вооружённой борьбы.

Если говорить о Глобальном Юге в целом, то в тех случаях, когда вопрос о границах новых государств решался силовым путём, возникал специфический феномен демаркационных линий, которые функционируют в качестве фактических границ на протяжении долгого времени. Линия контроля между Индией и Пакистаном (LOC) и линия фактического контроля между Индией и Китаем (LAC), отражая сложные территориальные споры, которые порой прорываются в локальное вооружённое противостояние, демонстрируют примечательную устойчивость – как и демаркационная линия между двумя Кореями.

Хотя отсылки к принципу uti possidetis нечасто звучат применительно к странам Глобального Севера, во многих случаях территориальная целостность государств понимается как основанная именно на нём. Это касается прежде всего третьей волны образования новых государств в XX веке – в 1991–1993 годах. При том что распад СССР сопровождался возникновением сецессионистских образований, в 1990-е годы межгосударственные границы, проведённые на основе межреспубликанских, в подавляющем большинстве случаев никем не оспаривались.

Мирное урегулирование в Боснии и Герцеговине предполагало использование принципа uti possidetis в отношении её внешних границ, что означало недопущение реализации идей Великой Сербии и Великой Хорватии. Правда, это государство выглядит крайне хрупким и через тридцать лет после подписания Дейтонского соглашения. Западные государства, признающие независимость Косово, признают в качестве государственных границы бывшего автономного края в составе социалистической Югославии и называют недопустимой идею отделения от него северного региона – единственного, где сербы составляют большинство населения.

Следует отметить, что на практике за принцип uti possidetis выступает и Россия. После признания независимости Абхазии и Южной Осетии в 2008 году грузинские войска были вытеснены из районов двух республик, которые оставались под контролем Грузии после грузино-абхазского и грузино-южнооосетинского конфликтов начала 1990-х (Кодорского ущелья и Ленингорского района соответственно). Таким образом, сегодня территория, контролируемая властями двух стран, совпадает с территорией бывших Абхазской АССР и Юго-Осетинской АО.

Любопытен инцидент с созданием российскими военнослужащими блокпоста на Арабатской стрелке в нескольких километрах к северу от административной границы Республики Крым в марте 2014 года. В декабре того же года российские войска были отведены за теперь уже государственную границу Российской Федерации, и до сентября 2022 года Россия признавала север Арабатской стрелки единственной частью Крымского полуострова, находящейся под суверенитетом Украины. В свою очередь, принятие ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей в состав России было осуществлено в административных границах, существовавших на 1991 год. Но если говорить о перспективах мирного урегулирования конфликта на Украине, то его текущая динамика говорит о том, что демаркационная линия по образу индо-пакистанской является одним из самых реалистичных вариантов.

XX век оставил для международного сообщества противоречивое наследие в виде кровопролитных войн (с целью их предотвращения) и всеобщих принципов. Но два важнейших таких принципа – самоопределения народов (Статья 1 Устава ООН)и территориальной неприкосновенности (Статья 2 Устава ООН) – находятся в постоянном диалектическом напряжении, которое не имеет абсолютного и универсального решения. Принцип uti possidetis доказал свою полезность в африканском контексте, но возведение его в абсолют в Европе чревато возникновением новых конфликтов. К концу столетия приведение этнических границ в соответствие государственным могло казаться негуманным и архаичным методом решения застарелых противоречий, но в 1990-е это произошло в Сербской Краине, а в 2020-е – де-факто в Нагорном Карабахе. Демаркационные линии, имеющие по природе своей временный характер, могут существовать десятилетиями. Всё это отражает сложность и многообразие мира: универсальные правила не означают универсальных решений, а оптимальные с точки возможностей государств для развития и сохранения человеческих жизней конфигурации не обязательно являются «справедливыми». Пожалуй, в этом и заключается главный урок XX века по части проведения границ новых государств.