Территориальный спор Таиланда и Камбоджи: национальная гордость как фактор внешней политики
· Антон Беспалов · Quelle
Зависимость тайского общества от мифа о Преа Вихеар – и камбоджийского фактора в более широком смысле – даёт Пномпеню возможность осуществлять асимметричное воздействие на более мощного в экономическом и военном отношении соседа, пишет программный директор клуба «Валдай» Антон Беспалов.
Обострение территориального спора между Камбоджей и Таиландом, вылившееся в четырёхдневный вооружённый конфликт в июле 2025 года, оказалось в центре внимания мировых СМИ. Комментаторы выражали сомнения в эффективности «пути АСЕАН», который предполагает невмешательство во внутренние дела стран – членов организации, интерпретировали конфликт через призму американо-китайского противостояния и отмечали, что в прекращении огня ключевую роль сыграли экономические факторы – от опасений нанести ущерб цепочкам поставок до угрозы туризму в обеих странах. Было уделено немало внимания и дипломатическому манёвру премьер-министра Камбоджи Хун Манета, который номинировал Дональда Трампа на Нобелевскую премию мира за его усилия по достижению перемирия.
Прочный мир, однако, достигнут не был: можно говорить лишь о заморозке конфликта. Примечательно то, насколько «некстати» он произошёл для региональных и мировых игроков, которые довольно солидарно продемонстрировали стремление как можно скорее усадить стороны за стол переговоров и положить конец вооружённому противостоянию. Но первопричины конфликта настолько тесно связаны с национальным самосознанием – и прежде всего национальной гордостью – двух народов, что возможности любого внешнего посредничества в его разрешении крайне ограниченны.
Символом территориального спора между Таиландом и Камбоджей является индуистский храмовый комплекс XI века Преа Вихеар. Расположенный в труднодоступном районе на высоте 525 метров над уровнем моря, он приобрёл своё нынешнее значение для тайской идентичности в 1930-е годы. Это произошло после того, как принц Дамронг Ратчанубаб, выдающийся тайский историк и археолог, обнаружил в ходе экспедиции по приграничным районам страны французский флаг, развевающийся у древнего храма, который, как он полагал, находится на территории Сиама.
Выяснилось, что по договору 1907 года, который установил окончательную границу между Сиамом и Французским Индокитаем, Преа Вихеар действительно был уступлен Франции. Хотя в протоколе о делимитации говорилось о том, что в горах Дангрек граница проходит по водоразделу, на карте, составленной французами вскоре после заключения договора, храм, находящийся к северу от этой линии, был отнесён к Индокитаю. Американский историк Шейн Страте отмечает, что в тот момент сиамские чиновники не проявляли интереса к работе совместной комиссии по делимитации, поскольку не разбирались в западной картографии: им было достаточно естественной границы, которую они могли наблюдать воочию.
В свою очередь, французская сторона не проинформировала сиамскую о том, что на карте граница делает отступление от линии водораздела. Но, как пишет Страте, «даже если бы сиамцы это заметили, сомнительно, что они стали бы протестовать, так как мало кто знал о существовании храма». Ещё важнее то, что сиамские элиты воспринимали договор 1907 года как в общем и целом выгодный, несмотря на уступку Франции территорий, включавших в себя действительно значимый для них храмовый комплекс Ангкор-Ват.
Но к 1930-м годам восприятие договора в Сиаме резко изменилось. Новые элиты, проникнутые духом национализма, смотрели на него как на унижение, которое страна – единственная в Юго-Восточной Азии, не покорившаяся колонизаторам, – претерпела от европейцев. Казус храма Преа Вихеар, совсем недавно «открытого» заново, начал питать тайский ирредентизм, который вылился в победоносную для Таиланда войну с Францией в 1940–1941 годах. По мирному договору, подписанному в Токио, Таиланд возвращал себе часть территорий, утраченных на рубеже веков, в том числе и Преа Вихеар, который стал символом национального возрождения.
Несмотря на то, что Таиланд участвовал во Второй мировой войне на стороне Японии, союзники не обошлись с ним как с поверженным противником. Это объяснялось тесными связями части тайских элит с США и твёрдой проамериканской позицией, на которую страна встала после войны. Возвращение Франции территорий, полученных в 1941 году, было воспринято в обществе как шок и очередное национальное унижение, а уход Франции из Индокитая – как шанс на восстановление исторической справедливости. Вскоре после провозглашения независимости Камбоджи тайские войска были размещены в районе Преа Вихеар (доступ к которому с камбоджийской территории был затруднён в силу рельефа местности – дорогу к храму построили только в XXI веке).
Но теперь вопрос о контроле над районом храма стал одним из центральных уже для камбоджийского национального самосознания – и внутриполитической борьбы. Если для Таиланда фигурой обидчика служила Франция, навязавшая ему неравноправный договор (хотя, повторим, в начале века он воспринимался как достаточно выгодный), то для обретшей независимость Камбоджи в роли вековечного противника и угнетателя выступал Сиам/Таиланд. Важен и другой момент: обе нации претендуют на наследие древней кхмерской цивилизации, памятником которой является Преа Вихеар. У камбоджийцев есть на то все исторические основания, но тайский национализм отрицает преемственность современных кхмеров цивилизации Ангкора, объявляя её достоянием исчезнувшего народа «кхом».
После нескольких лет безуспешных двусторонних переговоров Пномпень вынес территориальный спор на рассмотрение Международного суда ООН, который в 1962 году постановил, опираясь на франко-сиамский договор 1907 года, что храм принадлежит Камбодже. Юридическая победа последней стала также триумфом принципа uti possidetis juris, предусматривающего неизменность границ, проведённых в колониальную эпоху.
Подтвердив суверенитет Камбоджи над самим храмом Преа Вихеар, Международный суд оставил вопрос о точном прохождении границы на усмотрение двух сторон. В результате обе стороны по сей день претендуют на 4,6 квадратных километра в районе храмового комплекса, и этот территориальный спор выливался в вооружённое противостояние в 2008–2011 годах и в 2025 году.
Если в других современных пограничных конфликтах, где речь идёт о незначительных территориях, чётко видна экономическая составляющая (например, доступ к водным и иным ресурсам в случае Таджикистана и Киргизии), причины таиландского-камбоджийского конфликта являются преимущественно идеологическими.
Тайское общество, в котором прочно укоренилась концепция национального унижения, инструментализируемая теми или иными политическими силами, в каком-то смысле стало заложником эмоциональной заряженности территориального спора. Предыдущий раунд вооружённой конфронтации в 2008 году был спровоцирован отказом Камбоджи от совместной с Таиландом подачи заявки в ЮНЕСКО о включении Преа Вихеар в список Всемирного наследия. Одобрение камбоджийской заявки стало очередной победой Пномпеня и новым актом национального унижения для Бангкока.
В XX веке Таиланд и Камбоджа прошли разные исторические траектории. Первый, проведя модернизацию по западному образцу, стал одним из «азиатских тигров» второй волны. Вторая вскоре после получения независимости погрузилась в разрушительную гражданскую войну. В настоящее время, несмотря на высокие темпы роста, Камбоджа остаётся в числе наименее развитых стран АСЕАН – и она примерно в три раза беднее Таиланда.
Взаимодействуя на протяжении веков, тайцы и кхмеры оказывали друг на друга значительное влияние, и сегодня две страны связаны друг с другом множеством нитей. Таиланд является важнейшим экономическим партнёром Камбоджи, а на тайском рынке труда занято до 650 тысяч камбоджийских мигрантов. Связи между странами исключительно тесны не только в экономической, но и в гуманитарной сфере. Тем не менее в их политических отношениях постоянно присутствует элемент противостояния. При этом зависимость тайского общества от мифа о Преа Вихеар – и камбоджийского фактора в более широком смысле – даёт Пномпеню возможность осуществлять асимметричное воздействие на более мощного в экономическом и военном отношении соседа.
Последним примером стал политический кризис в Таиланде после утечки приватного телефонного разговора премьер-министра Пхэтхонгтхан Чиннават с бывшим лидером Камбоджи Хун Сеном (организованной последним). Можно предположить, что наличие такого инструмента внешнеполитических манипуляций делает окончательное урегулирование территориального спора не только маловероятным, но и не совсем желательным для Пномпеня.
Ещё одним инструментом камбоджийской внешней политики является интернационализация двусторонних проблем, и в этом смысле номинирование Трампа на Нобелевскую премию является продолжением традиции, заложенной в 1950-е годы выносом спора о Преа Вихеар на рассмотрение Международного суда ООН. Это же касается лавирования между мировыми центрами силы: не желая восприниматься как государство-клиент Китая, Камбоджа сегодня параллельно развивает связи с Японией и США.
Стоит отметить, что подобного рода лавирование характерно для всех стран АСЕАН, что делает их сложными партнёрами, но обеспечивает определённую внешнеполитическую устойчивость. Несмотря на то, что тесные связи между Таиландом и Камбоджей не воспрепятствовали перерастанию территориального спора в вооружённое столкновение, недавний опыт показал, что стороны не стремятся к эскалации и демонстрируют способность поддерживать управляемую напряжённость. И это вселяет осторожный оптимизм в отношении того, что Юго-Восточная Азия останется регионом мира и экономического сотрудничества, невзирая на эмоциональный груз противоречий.