Сеул – Токио: символизм и стратегия

Президент Южной Кореи Ли Чжэ Мён 23 августа выбрал Токио для своего первого зарубежного визита – беспрецедентный шаг с момента нормализации отношений в 1965 году – и завершил встречу первым совместным пресс-релизом за семнадцать лет. Затем он отправился в Вашингтон. Налицо новая динамика: Япония как первая остановка, возрождение традиции южнокорейско-японской челночной дипломатии и редкий совместный документ, подтверждающий символизм момента. Однако символизм и стратегия – не одно и то же.

Токийский визит Ли лучше всего понимать как выверенное использование времени и рычаг воздействия – попытку сблизиться с Японией в достаточной степени, чтобы представить согласованную позицию на фоне характерного для эпохи Трампа сочетания тарифных конфликтов, жёстких промышленных переговоров и повышенных требований к оборонным расходам. Результатом стал тщательно сформулированный «совместный пресс-релиз», а не декларация более высокого порядка. Импульс, но не переосмысление. Короче говоря, визит даёт возможность опередить Белый дом, но не меняет архитектуру отношений Сеула и Токио.

«Основанный на ценностях» альянс с США, трёхсторонние связи в сфере безопасности с Вашингтоном и Токио и конституционно закреплённая враждебность Северной Кореи к Южной – всё это наследие трёхлетней администрации Юна. Это подталкивает Сеул к узкой, ориентированной на безопасность позиции. Позиция Пхеньяна в последнее время только ужесточилась: Ким Чен Ын подтвердил, что ядерный статус Северной Кореи «необратим», и дал понять, что будет сотрудничать только в том случае, если Вашингтон откажется от своей одержимости денуклеаризацией и признает Северную Корею в качестве ядерной державы. Он публично назвал межкорейское объединение «ненужным» и отверг авансы президента Ли. Северная Корея продолжает наращивать свой арсенал; по оценке американцев, испытанная Пхеньяном в октябре прошлого года межконтинентальная баллистическая ракета способна поразить материковую часть США, гаранта безопасности Южной Кореи.

Подобные угрозы подчёркивают, что у Ли нет иного выбора, кроме ориентированных на безопасность отношений с США и Японией. Однако электорат Ли в Демократической партии традиционно ожидает разрядки и экономической диверсификации, что подталкивает его в противоположном направлении. Это заставляет президента ограничиваться постепенными шагами, которые «сбивают температуру», не создавая при этом долгосрочных рычагов влияния. Именно поэтому Ли не может ни полностью следовать курсу Юна, ни решительно отойти от него в вопросе о Японии.

У японского премьер-министра Исибы имелись свои соображения. В условиях растущих призывов к его отставке и сложного этапа в отношениях с Вашингтоном ему были выгодны спокойные отношения с Сеулом и тщательно продуманная риторика в исторических вопросах. Это способствовало формулированию выверенных текстов и чётких сценариев, а не проявлению амбиций и непредсказуемости. Атмосфера была тёплой, но повестка осталась сфокусированной.

График Ли намекал на стратегическое измерение. Визит в Токио состоялся непосредственно перед первым визитом Ли в Белый дом 25 августа, что сделало японский этап «предварительным обзором» политики и согласованием позиций перед более масштабными переговорами в Вашингтоне. В этом контексте ни одна из сторон не хотела поднимать деликатные исторические или торговые вопросы, чтобы не осложнять переговоры с США, – результаты были продуманными и ограниченными.

Процесс продвинулся, но структура оставалась неизменной. Были восстановлены рабочие каналы, возобновлена челночная дипломатия и подтверждена повестка дня в области экономической безопасности: водород, чистая энергия, искусственный интеллект, молодёжные обмены и координация цепочек поставок – всё это прекрасно вписывалось в существующие рамки. Однако не было объявлено о продвижении к двустороннему соглашению о свободной торговле и не был выработан график вступления Сеула в возглавляемое Японией Всеобъемлющее и прогрессивное соглашение о Транстихоокеанском партнёрстве (ВПТТП), хотя эти вопросы широко обсуждались до визита. Выбор был сделан в пользу преемственности, представленной как обновление.

Промышленная политика – непростая тема. Сам Ли намекнул, что соглашение о свободной торговле и снижение тарифов в рамках ВПТТП могут увеличить дефицит торгового баланса Кореи с Японией и затронуть политически чувствительные секторы. Запуск процесса заключения соглашения в ходе первого визита, особенно накануне визита в США, был маловероятен. Отсюда и акцент на менее рискованных диалогах по вопросам «экономической безопасности», а не на тарифных обязательствах.

Перед визитом многие ожидали итогового текста уровня исторической Совместной декларации Ким Дэ Чжуна и Кэйдзо Обути 1998 года. Результат оказался скромнее: совместный пресс-релиз, а не декларация высокого уровня. В СМИ часто пишут о «первом совместном заявлении за 17 лет», но это не повышает ни символический уровень текста, ни его юридический вес. Речь идёт о прагматичном начале, но не об историческом прорыве.

Сеул совместил «первую остановку в Токио» с сигналами в сторону Китая, отправив в Пекин бывшего спикера Национальной ассамблеи Пак Бён Сока лично вручить письмо Ли и подтвердив, что спикер ассамблеи У Вон Сик, близкий союзник Ли, занимающий второе место в дипломатическом протоколе, примет участие в памятных мероприятиях в Пекине 3 сентября. Эта хореография позволяет не слишком злить американцев и японцев, сохраняя при этом связь с Пекином на высоком уровне.

Тем не менее даром это не прошло. Токио выразил недовольство и призвал иностранные миссии не посещать пекинское мероприятие, а политическая напряжённость в Вашингтоне намекает на то, что Сеул обязан постоянно подтверждать, что официальное присутствие в Пекине не означает отхода от альянса. Если экономические связи с Китаем не получат развития на уровне проектов, Пекин может расценить эти жесты как в основном символические и соответствующим образом скорректировать свои ожидания.

Сделка с Вашингтоном основана на 15-процентном «минимальном» уровне тарифов в сочетании со значительным пакетом корейских инвестиций и закупок в судостроении, энергетике, авиации, автомобилестроении, а также критически важных минералов. СМИ упоминают заказы KoreanAir на самолёты, обязательства Hanwha по верфи в Филадельфии, десятилетнее соглашение о поставках СПГ и капитальные затраты Hyundai в США. Всё это соответствует приоритетам курса «Америка прежде всего», предполагающего обмен капитала и производственных мощностей на тарифную определённость. Сеул пообещал 350 миллиардов долларов инвестиций в США в рамках этой сделки, но требование Трампа о предоставлении средств «авансом» встретило сопротивление – советники Ли предупреждают, что немедленные расходы такого масштаба рискуют ввергнуть экономику Южной Кореи в кризис.

Реализация будет непростой. Планы США по судостроению сталкиваются с юридическими и кадровыми ограничениями, сроки длительны, условия туманны. Между тем вопросы обороны и баз могут быть включены в более широкий транзакционный набор, а нерешённые исторические вопросы могут дестабилизировать трёхсторонние отношения. Всё это взывает к благоразумию: реализовать простые пункты, изолировать сложные и избегать создания новых точек напряжённости.

Можно утверждать, что сам по себе импульс – это знак: первый визит в Токио после нормализации отношений в рамках инаугурационной двусторонней встречи нового президента, первый совместный текст за 17 лет, возобновление челночной дипломатии несомненно перезапускают отношения и меняют тон. Но структурные сдвиги воплощаются в институциональных переменах и компромиссах, а не в коммюнике. Между тем планка осталась неизменной – подневольный труд в военное время, компенсация «женщинам для утешения» и другие «жёсткие вопросы» в тексте не упоминаются.

Почему такая осторожная хореография с Токио? Потому что США при Трампе вновь сосредоточились на переговорах по тарифам, давлению на инвестиции и перераспределению расходов на оборону. В такой обстановке Сеул и Токио совместно заинтересованы в обеспечении координации, стремясь смягчить односторонние требования. Но эта разумная мера предосторожности сама по себе не является основой нового двустороннего соглашения.

Ожидается, что президентство Ли продлится до 2030 года, что может быть обусловлено сохранением большинства его партии в законодательном органе в нынешних внутриполитических условиях. Если Южная Корея хочет вернуть себе региональное стратегическое влияние и маневренность, которые она когда-то имела, но утратила во время администрации Юна и последовавшего за этим полугодового политического хаоса, тактическое хеджирование должно трансформироваться в принципиальный, диверсифицированный прагматизм. Это означает установление чёткой иерархии целей – сдерживание, стабильность, снижение кризисных рисков, экономическая устойчивость и дипломатический доступ, – а затем соответствующий выбор инструментов и площадок – управление альянсом с США, координация с Токио с изоляцией рисков в контексте истории, выверенные каналы связи с Пекином и в конечном итоге с Москвой, схема деэскалации на полуострове, многосторонность, ориентированная на АСЕАН и позволяющая встроить трёхстороннее соглашение в регион, вместо того чтобы отгораживаться от региональных процессов.

Региональный ландшафт вокруг Сеула меняется. Формальный российско-северокорейский договор о взаимной обороне, углубление военно-технических обменов и более жёсткая позиция Севера увеличивают расходы на сдерживание и сужают пространство для манёвра Сеула. В то же время неоднозначное экономическое влияние Китая на Пхеньян и молчаливое сотрудничество с Москвой затрудняют любое однобокое стремление к «разрыву». Беспрецедентное появление Ким Чен Ына рядом с Си Цзиньпином и Владимиром Путиным на военном параде в Пекине в сентябре этого года наглядно подчеркнуло усиление координации. На этом фоне чисто меркантильная или чисто символическая политика будет недостаточна.

Насколько Сеул восстанавливает стратегическую агентность, покажет саммит АТЭС, который он проведёт в конце октября. Если это будет использовано для значимого взаимодействия – будь то встреча Трампа и Си Цзиньпина, Трампа и Кима или даже трёхсторонняя встреча Трампа, Кима и Ли, – это будет означать, что Сеул способен к самостоятельным действиям. В противном случае это подчеркнёт отмеченную выше проблему: страна в значительной степени лишь реагирует на события и страхуется от них, вместо того чтобы их формировать.

Решение Ли сделать Токио своей первой остановкой и опубликовать первый совместный текст за 17 лет, несомненно, свидетельствует о намерении стабилизировать ситуацию, но стабилизация – это не трансформация. «Совместный пресс-релиз», отсутствие планов по соглашению о свободной торговле и по ВПТТП и явная увязка с переговорами с США указывают на тактическое хеджирование, а не на структурную перезагрузку. Чтобы превратить символизм в стратегию, Сеулу необходимо упорядочить сделки с Вашингтоном, разграничить риски с Токио, перейти к реальным проектам с Китаем и вновь открыть каналы снижения рисков на полуострове – всё это при одновременном расширении трёхсторонней дипломатии до региональной, ориентированной на АСЕАН. Эта более широкая интеграция критически важна для того, чтобы избежать блокового замыкания. В конечном счёте от того, насколько умело Ли сбалансирует пересекающиеся стратегические треугольники региона, укрепляя альянс с Вашингтоном и Токио и противодействуя растущему союзу Пхеньян – Пекин – Москва, будет зависеть, утвердит ли Южная Корея себя в качестве организатора важных встреч или же будет в основном реагировать на действия других. А пока урок токийской поездки ясен: это хорошо продуманная стратегия хеджирования перед лицом меркантильной сверхдержавы, но ещё не начало новой эпохи японо-корейских отношений.