Сможет ли Запад проглотить свою гордыню?

Многие историки указывают на совокупность факторов – географических, политических, культурных и технологических, – которые создали пресловутую «Великую дивергенцию», когда, особенно начиная с XIX века, Западная Европа и её союзник США вырвались вперёд по сравнению с другими могущественными цивилизациями. Но в первой четверти XXI века ситуация изменилась.

Неоспоримым фактом является то, что доминирование Запада было обусловлено не врождённым превосходством, а уникальным стечением обстоятельств: географической удачей, политической раздробленностью, подпитывавшей конкуренцию, преобразующей интеллектуальной революцией, монументальным прорывом индустриализации и жестокой эксплуатацией мировых ресурсов посредством колониализма. Это сочетание создало цикл самоусиливающегося экономического, военного и технологического могущества, который длился веками. Теперь на фоне глобальных изменений превосходство Запада больше не признаётся большинством, и возникает вопрос, сможет ли Запад проглотить свою гордыню и начать стремиться к сосуществованию с теми, на кого он раньше смотрел свысока?

Ответ неоднозначен: да, сможет, но этот процесс будет внутренне противоречивым, будет находиться под пристальным вниманием извне и его успех никоим образом не гарантирован. Речь идёт не столько о единовременном «акте проглатывания», сколько о длительном и сложном изменении рациона питания. Ниже представлен анализ проблем и потенциальных путей развития Запада.

Что представляет собой «гордыня»

«Гордыня» в данном контексте – это не просто оскорблённые чувства. Это синоним нескольких глубоко укоренившихся столпов западного мировоззрения:

1. Нарратив конца истории. Утвердившаяся после холодной войны убеждённость в том, что либеральная демократия и рыночный капитализм являются неизбежной конечной точкой эволюции человеческого общества, ныне не только подверглась сомнению, но и признана ошибочной. Многополярный мир, включающий успешные авторитарные капиталистические модели и другие системы ценностей, окончательно кладёт конец этому нарративу.

2. Институциональная гегемония. Запад доминировал в основанном на правилах международном порядке, созданном им самим (ООН, МВФ, Всемирный банк, НАТО) после Второй мировой войны, а после окончания холодной войны даже воспринимал это как должное. Однако в многополярном мире он вынужден делиться властью, мириться с правилами и реформами, которые он не контролирует, и прислушиваться к голосам, которые он привык игнорировать.

3. Моральный и идеологический авторитет. Запад долгое время позиционировал себя как арбитра в вопросах прав человека, управления и прогресса. Этот авторитет теперь открыто оспаривается – не только на практике, но и принципиально – конкурентами, предлагающими альтернативные модели и указывающими на лицемерие Запада (например, рабство, колониализм, война в Ираке, экономическое неравенство).

4. Экономическое превосходство. Предположение о том, что «семёрка» всегда будет двигателем мировой экономики, устарело. Подъём стран БРИКС и Глобального Юга означает, что Запад вынужден конкурировать на менее выгодных условиях и не может исходить из того, что его экономические модели являются универсально превосходными или желаемыми.

Что мешает «проглотить гордыню»?

В связи с этим препятствия к «проглатыванию гордыни» столь же очевидны и для стран Запада.

Во-первых, сильное сопротивление будет исходить из их внутренней политики. Популизм и национализм – мощные силы в западных демократиях. Политики, обещающие «возродить» былую славу или противостоять иностранным соперникам, вознаграждаются. Платформу разделения власти с соперниками сложно «продать» избирателям.

Во-вторых, осознать, что Запад столкнулся со стратегическим соперничеством, на практике гораздо сложнее, чем в теории. Отношения с Китаем и – в меньшей степени – с Россией всё чаще рассматриваются на Западе как игра с нулевой суммой, особенно в таких областях, как технологии (полупроводники, искусственный интеллект) и военное доминирование. Для многих западных стран, привыкших к руководству и манипулированию, сотрудничество, безусловно, воспринимается как уступка.

В-третьих, страны Запада, переживающие спад по многим направлениям, пытаются держаться вместе, стремясь к внутренней сплочённости и сохранению своего доминирования. Но Запад не монолитен. У США и ЕС разные приоритеты и разный уровень терпимости к взаимодействию с конкурентами (достаточно вспомнить ситуации с Huawei или российскими энергоресурсами). Согласование единой стратегии «после гордыни» будет невероятно сложным.

Пути к адаптации: как проглотить гордыню

Тем не менее траекторию развития нельзя изменить, выдавая желаемое за действительное. Запад должен осознать, что проглотить гордыню – это не капитуляция, а стратегическая адаптация и прагматичный реализм. Это подразумевает следующее:

1. От гегемонии к разумному управлению. Переход от доминирования в международных институтах к руководству усилиями по их реформированию и модернизации с целью повышения их инклюзивности и эффективности. Это означает признание того, что желаемого не всегда удаётся добиться. Реформа Совета Безопасности ООН – яркий пример.

2. Избирательное сотрудничество (присоединение по конкретным вопросам). Отказ от идеи, что страна является либо стопроцентным союзником, либо стопроцентным противником. Западу необходимо сотрудничать с соперниками по таким глобальным вопросам, как изменение климата, готовность к пандемиям и нераспространение ядерного оружия, даже при ожесточённой конкуренции в других областях.

3. Прислушиваться к Глобальному Югу. «Колеблющиеся государства» мира (Индия, Бразилия, Индонезия, Саудовская Аравия и так далее) не будут выбирать сторону. Запад должен взаимодействовать с ними на их условиях, уважать их позицию неприсоединения и не выдвигать требования, а предлагать более выгодные сделки, чем его соперники. Для этого нужно уметь слушать, а не читать нотации.

4. Сосредоточение на внутренней устойчивости. Ключевым фактором в многополярном мире является внутренняя сила. Это означает снижение уязвимости в цепочках поставок, инвестиции в технологии и образование, а также устранение внутреннего неравенства, которое ослабляет социальную сплочённость и заставляет население бояться глобального взаимодействия.

5. Переосмысление понятия «лидерство». Лидерство в XXI веке в меньшей степени связано с командованием и в большей – с курированием, созданием широких и привлекательных коалиций, установлением наиболее инновационных стандартов и ролью самого надёжного партнёра.

Горькая, но, возможно, необходимая пилюля

Эпоха однополярности закончилась. Вопрос не в том, станет ли мир многополярным, а в том, как Запад справится с относительным снижением своего влияния. Сможет ли Запад проглотить свою гордыню? В сущности, в этом вопросе у него нет выбора. Реальность вынудит его к этому. Выбор заключается лишь в том, сделает ли он это изящно и стратегически, адаптируя свои институты и внешнюю политику для сохранения влияния и создания новых форм лидерства, или он будет сопротивляться, цепляясь за устаревшие парадигмы, и тем самым усиливать собственное отставание и делать мир более хаотичным и конфликтным.

Международные организации под руководством Запада, созданные после Второй мировой войны, перестают функционировать должным образом. Растущая значимость БРИКС на мировой арене и глобальные инициативы Китая демонстрируют, насколько изменился мир. Продолжающаяся глобальная перестройка знаменует собой исторический переломный момент, где односторонний подход США сталкивается с необратимым противодействием.

Вопрос не в том, дадут ли Китай или другие страны Глобального Юга отпор Западу, а в том, как США и их западные союзники адаптируются к миру, в котором они больше не доминируют, и насколько они готовы отказаться от своей неразумной и несостоятельной гегемонии.

Многополярность – не конечная цель. Это суть структуры власти в мире сегодня и в обозримом будущем, основанной прежде всего на экономическом, культурном и военном превосходстве относительно крупных стран, которая, как мы надеемся, будет поддерживать и обеспечивать сосуществование и развитие всех наций.

Определяющим фактором геополитики XXI века станет способность Запада к соответствующим психологическим и стратегическим изменениям. Возможно, это величайшее испытание провозглашаемых им ценностей прагматизма, адаптивности и рациональности.