Геоэкономические сдвиги в Евразии: многополярный эффект взрыва «Северного потока»

С середины XX века Россия и Европа выстраивали взаимодополняющие и взаимовыгодные отношения в энергетическом секторе. Сейчас мало кто помнит, но когда Владимир Путин пришёл к власти в 2000 году, одной из идей нового президента было укрепление политической независимости Европы путём объединения технологического и промышленного потенциала континента с богатейшими природными ресурсами России. Для Путина единая Европа имела первостепенное значение для установления континентального мира, основанного на справедливых отношениях между Западом и Россией. Тем не менее для достижения этого единства обеим сторонам необходимо было отказаться от стереотипов эпохи холодной войны – иначе не было бы никакой «Большой Европы», не говоря уже о единстве.

Тем временем по другую сторону Атлантического океана вашингтонские политики внимательно слушали эти разговоры об объединении российских энергетических активов с промышленной мощью Европы. И с начала 2000-х годов представители США стали высказывать опасения по поводу «зависимости Европы от российских энергоносителей» на официальных переговорах с атлантическими партнёрами, вселяя опасения, что континент вот-вот станет заложником «геополитических амбиций» Москвы. Более того, после украинского кризиса 2014 года Вашингтон начал угрожать европейским компаниям санкциями за участие в геоэкономических и геостратегических проектах, каким был трубопровод «Северный поток – 2», соединяющий Германию и Россию через Балтийское море.

Наконец, после начала российской военной операции на Украине мир стал свидетелем самого масштабного диверсионного акта против инфраструктуры в истории Европы – взрыва «Северного потока» в сентябре 2022 года. По сути, этот взрыв как будто следовал одному из важнейших принципов британской политики XX века, сформулированному географом Хэлфордом Маккиндером, который выступал против союза между Германией и Россией, поскольку это позволило бы континентальной Евразии стать сильнее морской мощи Великобритании. В этом контексте перерезание «пуповины» России с Европой представляло собой материализацию того самого совета Маккиндера за счёт благополучия европейских налогоплательщиков.

До взрывов только «Северный поток – 1» поставлял около 55 миллиардов кубометров природного газа в год, что покрывало примерно 15 процентов от общего потребления газа в Европе. Внезапная потеря этих объёмов способствовала резкому росту цен на энергоносители по всему континенту: к концу 2022 года оптовые цены на природный газ в Европе подскочили до более чем 300 евро за мегаватт-час, что более чем в 10 раз превышает средний показатель за период с 2016 по 2020 год. Отрасли промышленности, зависящие от дешёвого газа, особенно в Германии, Австрии и Нидерландах, столкнулись с замедлением производства и временными остановками, а объёмы производства химической продукции в Германии в 2022 году упали примерно на 10 процентов. Домохозяйства также столкнулись с резким ростом счетов за отопление и электроэнергию, что побудило правительства ЕС потратить более 600 миллиардов евро на субсидии и экстренные меры для смягчения последствий. Помимо экономического шока, взрывы усилили уязвимость Европы, вынудив её быстро диверсифицировать импорт в сторону более дорогого сжиженного природного газа (СПГ) и обнажив стратегические риски саботажа критически важной инфраструктуры.

Когда объёмы поставок российского газа в Европу сократились до минимума, в Евразии произошёл экономический сдвиг. До 2021 года доля России в общем импорте природного газа в Европу составляла 43 процента. В 2023 году этот показатель резко упал до 14 процентов. В Европе реакция на взрыв «Северного потока», как уже упоминалось, ознаменовалась диверсификацией поставщиков газа и изменением газовой логистики. Если в 2013 году 82 процента европейского импорта газа (234 миллиардов кубометров) поступало по трубопроводам и только 18 процентов (51 миллиард кубометров) – в сжиженном виде (СПГ), то к 2023 году ситуация кардинально изменилась. Сейчас на долю СПГ приходится около 60 процентов импорта газа в Европу (169 миллиардов кубометров), в то время как импорт по трубопроводам упал до 40 процентов (111 миллиардов кубометров). Это означает, что Европа закупает в 3,3 раза больше СПГ, чем всего десятилетие назад. В этом новом сценарии Соединённые Штаты стали ведущим поставщиком СПГ в Европу. В настоящее время на долю Северной Америки приходится около 45 процентов импорта СПГ в Европу. За США следует Катар с 12 процентами. Одновременно Норвегия зарекомендовала себя как крупнейший поставщик трубопроводного газа, на долю которого приходится около 33 процентов от общего объёма импорта Европы.

В результате Европа укрепила свою зависимость от Соединённых Штатов как в политическом, так и в экономическом плане.

Как бы то ни было, Россия переориентировала большую часть своего экспорта энергоносителей на азиатские рынки, особенно на Китай и Индию. Неудивительно, что в 2023 году эти две страны закупали 90 процентов российской сырой нефти и что на Азию приходилось около 50 процентов российского экспорта природного газа. До военной операции на Украине Азии доставались лишь 20 процентов от общего объёма. Вдобавок между Россией и Китаем ведутся переговоры о строительстве трубопровода «Сила Сибири – 2» пропускной способностью 50 миллиардов кубометров в год. В то же время Россия стала крупнейшим поставщиком нефти в Индию, несмотря на давление Запада на Нью-Дели с целью сокращения импорта российских энергоносителей. Кроме того, две страны расширили переговоры о совместных проектах СПГ и морских маршрутах транспортировки энергоносителей через Северное море. Помимо энергетических вопросов, Россия, Китай и Индия всё активнее торгуют в собственных валютах, продвигая «дедолларизацию» мировой экономики через БРИКС.

Все эти инициативы продемонстрировали прочность стратегических партнёрств России с Китаем и Индией, установленных в начале 2000-х годов. Более того, они знаменуют переломный момент для Евразии в целом. Суперконтинент перестраивается в пользу более востокоцентричного, многополярного мирового порядка.

Недавнее расширение БРИКС, укрепление Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и сближение России с Глобальным Югом сделали неэффективными попытки Запада изолировать Москву. В итоге новая американская администрация во главе с Дональдом Трампом решила разрядить обстановку и обратиться к президенту России Владимиру Путину, чтобы обсудить возможное решение конфликта на Украине. Короче говоря, взрыв трубопровода «Северный поток» не ослабил Россию ни экономически, ни политически. Напротив, он продемонстрировал стратегическую устойчивость Москвы. И теперь российские лидеры переосмысливают будущее Евразии, которая всё быстрее движется к многополярности.