Waldaj

Укрощение новых полярностей

· Фабиано Мельничук · Quelle

Auf X teilen
> Auf LinkedIn teilen
Auf WhatsApp teilen
Auf Facebook teilen
Per E-Mail senden
Auf Telegram teilen
Spendier mir einen Kaffee

Очевидно, что группа БРИКС возникла в том числе в ответ на двуличие западных нормативных стандартов, проявившееся за тридцать лет «порядка, основанного на правилах». Возможно, наблюдаемые сдвиги в полярностях связаны именно с этим, а не просто с борьбой за выживание. И возможно, именно такие группы могли бы сыграть важную роль в попытках укротить новые полярности, пишет Фабиано Мельничук.

Хотя механизм баланса сил имеет долгую историю, концепция полярности лишь недавно начала получать должное научное осмысление. Фактически первый значительный вклад в эту концепцию был сделан в работе Кеннета Уолтца «Теория международной политики», первоначально опубликованной в 1979 году

, на основе аналогии между микроэкономикой и структурой международной системы. В этой работе Уолтц утверждает, что структура определяется её полярностью, понимаемой через взаимосвязь между накоплением власти внутри государств и распределением власти между государствами. Полярность, в свою очередь, определяется в контексте возможностей, необходимых для обеспечения выживания в анархической среде, характеризующейся дилеммой безопасности. В широком смысле это относится к территории, населению, природным ресурсам и технологиям, используемым государствами в их стремлении к выживанию. Государства, концентрирующие наибольший потенциал, называются «полюсами», или полярными государствами. Распределение потенциала происходит двумя способами: биполярным, когда потенциал концентрируют два государства, и многополярным, когда потенциал концентрируют три государства или более. Поскольку «однополярность» подразумевает установление иерархии в системе, которая по определению является анархической, реалисты предполагают естественную реакцию на это, приводящую к биполярности или многополярности.

Следовательно, однополярность, если она возможна, всегда будет не более чем «моментом».

Наиболее интересным аспектом этого подхода является его способность предсказывать поведение государств в биполярных и многополярных структурах. В условиях биполярности полярные государства пытаются одолеть противника посредством внутреннего балансирования – автаркического наращивания своего потенциала, – а не внешнего балансирования – союзов с другими государствами. Это не означает, что союзов не существует. Однако, учитывая разницу в возможностях полярного государства и его союзников, его действия по отношению к ним гибки, а риск «чрезмерной реакции», которая могла бы привести к конфликту с другим полюсом, невелик. Поскольку в такой структуре только два основных государства, в ней существует ясность в отношении интересов противника и имеющихся в его распоряжении средств для их достижения, что снижает риск просчётов. Следовательно, биполярность более устойчива. В многополярности доминирующей стратегией является внешнее балансирование, поскольку существует большее число полярных государств и более сбалансированное распределение возможностей между ними. Учитывая количество полюсов, больше вероятность создания разнообразных альянсов. Однако за гибкостью скрывается жёсткость: поскольку каждое государство больше зависит от других, обязательства перед союзниками возрастают. И увеличение их числа приводит к риску просчётов. Именно поэтому многополярные структуры менее стабильны

.

Эти аргументы вызвали многочисленные дискуссии о стабильности биполярных и многополярных структур. Особого внимания заслуживают два момента. Мэнсфилд

предполагает, что в зависимости от концентрации возможностей в биполярной системе приоритет может отдаваться внешним стратегиям балансировки. Если между двумя полюсами существует значительное неравенство сил, а неравенство между более слабым полюсом и другими государствами не столь выражено, этот полюс может выбрать союз со сравнительно сильными неполярными государствами, чтобы уравновесить мощь антагонистического полярного государства.

Такая ситуация увеличит риски чрезмерной реакции и просчётов из-за ограниченного пространства для манёвра у более слабого полярного государства по сравнению с его союзниками. Мидларски и Хопф

, с другой стороны, считают, что стабильность многополярных структур зависит не столько от их внутренней логики, сколько от дефицита или избытка ресурсов, необходимых для повышения возможностей полярных государств в системе. Например, многополярность до Первой мировой войны была относительно стабильной до тех пор, пока европейская колониальная экспансия в Африке не достигла своего апогея в конце XIX века, а период до Второй мировой войны невозможно рассматривать без учёта последствий экономического кризиса 1929 года.

Биполярная структура в условиях дефицита ресурсов более устойчива, чем многополярная структура, поскольку опирается на внутреннее равновесие, но стабильность обеих зависит от дефицита ресурсов.

Начиная с 2000-х годов ситуация усложнилась из-за американского «однополярного момента». Традиционная концепция баланса сил предполагала, что в отсутствие балансирующего государства полярное государство будет склонно бездумно проецировать свою власть на другие государства, что приведёт к «перенапряжению». Это выглядит правдоподобным объяснением феномена проекции Соединёнными Штатами западной либеральной идентичности по всему миру, наиболее ярким примером чего является расширение НАТО после распада Варшавского договора. Это решение американских политиков, как заметил Уолтц, способствовало упадку однополярного мира, толкая Россию в объятия Китая. Эта вера в естественное перераспределение власти до недавнего времени не оставляла исследователям теории, способной предсказать будет однополярность более или менее устойчивой

.

Между тем Уолфорт

 предположил, что стабильность в однополярном мире обусловлена колоссальной разницей в статусе между полюсом и другими государствами, что препятствует любым попыткам изменить статус-кво. Здесь статус означает проекцию концентрации материальных возможностей на символическое измерение как своего рода признание другими превосходства полярного государства. Таким образом, другие великие державы и малые государства не осмеливаются бросать вызов единственному полюсу, обладающему необходимыми средствами для обеспечения стабильности. Монтейру

, в свою очередь, пришёл к выводу, что стабильность в однополярном мире невозможна, а интенсивность конфликтов зависит от стратегии, принятой полюсом. Если он выбирает сохранение статус-кво в распределении ключевых элементов (территория, экономика, военная мощь, технологии и так далее), вероятность конфликта в краткосрочной перспективе снижается. Такая стратегия называется оборонительным доминированием.

Однако если полюс решает изменить распределение одного из этих элементов (стратегия наступательного доминирования) или игнорирует усилия других государств по содействию этим изменениям (уклонение от участия), то конфликты возникают быстрее и имеют более опасные последствия. Вывод заключается в том, что однополярность может существовать, но она всегда будет подвержена нестабильности, поскольку неизбежны конфликты между полюсом и прочими государствами, а также между великими державами и государствами среднего размера.

Эти работы о взаимосвязи стабильности и полярности в различных структурах имеют два слабых места. Первое заключается в том, что все они представляют собой моментальные снимки определённого момента, с определённой конфигурацией сил. Они не объясняют переход от одной структуры к другой, как показала неспособность этих подходов решить проблему окончания холодной войны. Тем не менее они ценны в том смысле, что сравнение таких снимков разного времени позволяет увидеть, как изменилась международная система.

По итогам этого сравнения международную систему можно описать следующим образом:

1) Только однополярная держава доминирует во всех элементах, определяющих потенциал, между другими государствами эти элементы распределяются всё неравномернее.

2) Однополярные и полярные государства обладают меньшим потенциалом по сравнению с другими государствами, чем в прошлом, что указывает на более рассредоточенную мощь в системе.

3) Существует больше ядерных государств, способных сдерживать однополярные и полярные государства, но они не учитываются в качестве полюсов при определении структуры.

4) Концентрация потенциалов различается в разной степени: а) от Соединённых Штатов (однополярная держава) до Китая (будущий второй полюс); б) от Соединённых Штатов и Китая до других великих держав (Россия, Япония, Индия, некоторые европейские страны); в) от других великих держав до средних держав (Бразилия, Индонезия, Турция, Южная Африка и так далее); г) от средних держав до всех прочих.

Обратите внимание, что это описание международной системы, а не её структуры, поскольку, исходя из традиционной теории полярности, совершенно бессмысленно утверждать, что существуют причинно-следственные механизмы однополярных, биполярных и многополярных структур, одновременно влияющие на поведение государств. Тем не менее если мы посмотрим на эмпирическую реальность, то увидим, что перенапряжение, чрезмерная реакция, просчёты, внутреннее и внешнее балансирование, наступательное и оборонительное доминирование, отстранение и конфликты, обусловленные статусом, могут происходить одновременно. Ситуацию усугубляют различия в концентрации возможностей

 и нехватка ресурсов для их накопления, о чём свидетельствуют опасения по поводу энергетического перехода или потребности в редкоземельных минералах

. Помимо академической тревоги, которую такое непродуктивное описание реальности привносит в теоретические дебаты, есть веские основания опасаться, что международная политика никогда не проходила через фазу с таким огромным потенциалом катастрофы. Как нам укротить эти новые полярности?

Ответ на этот вопрос связан со второй проблемой в соотношении стабильности и полярности, на которую уже в целом указывали конструктивисты: материальная онтология структуры в реалистических подходах ограничивает объяснение изменений, поскольку предполагается причинно-следственная связь между возможностями и поведением государств

. Это ограничение проистекает из микроэкономической модели, на которой основана структура, поскольку она определяется как механизм, оказывающий неожиданное воздействие на государства независимо от их воли. Следовательно, государства являются единицами, но не агентами. Между тем в той мере, в какой мы признаем, что структура идентичностей и интересов также влияет на поведение государств, мы можем рассматривать государства как целеустремлённых агентов, чьи нормативные требования влияют на определение этих идентичностей и интересов. Если этот идейно-нормативный уровень включить в анализ, ранее неверно понимаемые явления, включая БРИКС, начинают обретать смысл и даже становятся важными элементами понимания нового порядка

. В конце концов, очевидно, что группа БРИКС возникла в том числе в ответ на двуличие западных нормативных стандартов, проявившееся за тридцать лет «порядка, основанного на правилах». Возможно, наблюдаемые сдвиги в полярностях связаны именно с этим, а не просто с борьбой за выживание. И возможно, именно такие группы могли бы сыграть важную роль в попытках укротить новые полярности.

Литература:

Monteiro N. Unrest Assured: Why Unipolarity Is Not Peaceful // International Security, 2011. 36(3): 9–40

Mansfield E. Concentration, Polarity, and the Distribution of Power// International Studies Quarterly, 1993. 37(1): 105–128

Midlarsky M., Hopf T. Polarity and International Stability // American Political Science Review, 1993. 87(1): 173–180

Mielniczuk F. BRICS in the Contemporary World: Сhanging Identities, Converging Interests // Third World Quarterly, 2013. 34(6): 1075–1090

Waltz K. Theory of International Politics. Boston, Mass.: McGraw-Hill, 2007

Waltz K. Structural Realism after the Cold War // International Security, 2000. 25(1): 5–41

Wendt A. Social Theory of International Politics. Cambridge University Press, 1999

Wohlforth W. Unipolarity, Status Competition, and Great Power War // World Politics, 2009. 61(1): 28–57

Wohlforth W. Polarity and International Order: Past and Future // Polarity in International Relations: Past, Present, Future. Springer International Publishing, 2022. Pp. 411–424