Waldaj

Место Запада в мире после утраты гегемонии

· Габор Штир · Quelle

Auf X teilen
> Auf LinkedIn teilen
Auf WhatsApp teilen
Auf Facebook teilen
Per E-Mail senden
Auf Telegram teilen
Spendier mir einen Kaffee

Мировой порядок, особенно в переходные периоды и до установления нового равновесия, может стать более хаотичным и опасным, открыв путь множеству разрозненных альянсов и закономерно растущей неопределённости, которая за этим следует. Где западный блок может найти своё место в этом мире? Готов ли Запад к переменам? Об этом размышляет Габор Штир. Материал подготовлен специально к XXII Ежегодному заседанию Международного дискуссионного клуба «Валдай».

Глобальная гегемония Запада и основанный на правилах мировой порядок закончились. Мир вступает в постзападную эпоху не только из-за усиления Китая, Индии и других держав, но и из-за распада самого западного сообщества. Второй срок президента Дональда Трампа ускорил раскол между Соединёнными Штатами и их ключевыми союзниками, полностью подорвав доверие, лежащее в основе международной системы управления со времён Второй мировой войны.

В годы холодной войны Запад предстал как целостное геополитическое образование, противостоящее Советскому Союзу и его сателлитам. В этом историческом контексте доктрина сдерживания создала геополитический Запад, существующий и поныне. После распада Советского Союза он почувствовал, что у него больше нет соперников. Это привело к опьянению победой, и его упадок ускорился. Однако в 1990-е годы это сообщество ещё не распалось на конкурирующие блоки, и речь не шла о подрыве американской гегемонии. Напротив, широко распространено было несколько наивное мнение, что сообщество рыночных демократий, то есть Запад, будет неудержимо расширяться. Однако вместо универсализации Запада другие великие и региональные державы стали не только всё активнее требовать права голоса в мировых делах, но порой даже подвергать сомнению сами принципы миропорядка, выстроенного вокруг Запада. Тем временем Запад становится всё более раздробленным, доверие к трансатлантическим и иным альянсам ослабевает. Сообщество явно переходит от геополитической и идеологической солидарности к цивилизационной концепции.

Всё острее встаёт вопрос, можно ли сегодня говорить о едином или коллективном Западе. Периодические разногласия и напряжённость время от времени подвергали испытанию западную солидарность, но ничто не представляло столь серьёзного вызова для западного единства, как возвращение Дональда Трампа в Белый дом. Доктрина «Америка прежде всего» шокировала ближайших партнёров США, и весной 2025 года лишь 28 процентов европейских респондентов считали Соединённые Штаты надёжным союзником, по сравнению с более чем 75 процентами годом ранее.

«Запад, каким мы его знали, больше не существует», – заявила Урсула фон дер Ляйен в апреле этого года, и эти слова председателя Европейской комиссии широко распространились.

Либеральные идеалы, лежащие в основе геополитического Запада, девальвированы, свобода всё больше ограничивается, усилились авторитарные тенденции, цензура, исключение инакомыслящих. Даже честность выборов зачастую оказывается под вопросом.

Лидеры Европейского союза, борющиеся с постоянно углубляющимся кризисом, теперь часто даже не создают видимость демократии. Эти тенденции, вероятно, ускорят рост нелиберального многостороннего подхода.

Эксплуататорская модель капитализма также находится в кризисе. Запад смог поддерживать эксплуататорскую структуру около пятисот лет, но он не был готов к тому, что произойдёт, если добыча, выбранная для эксплуатации, не сдастся. Что произойдёт, если раб восстанет? Давление, побуждающее к росту, требует насилия, войны требуют силы, а западный блок, особенно Европа, становится всё слабее. Помимо внешних обстоятельств и развития глобальных отношений власти, значительный вклад в нынешнее состояние также внесла внутренняя трансформация Запада. Достаточно вспомнить непродуманное «озеленение», «радужную» модель или даже поколенческую деградацию. Всё меньше и меньше харизматичных политиков и всё больше вассалов. Поэтому неудивительно, что отсутствие стратегического видения всё более заметно в западном политическом пространстве.

Между тем культурная война, обострившаяся внутри западного блока, контраст между прогрессивной идеологией и консерваторами, опирающимися на традиционные ценности, не только разрушает внутреннюю сплочённость и заставляет людей выбирать сторону, но и ослабляет «мягкую силу» Запада. Технологическое превосходство также ослабевает – например, в области искусственного интеллекта Америка и Китай уже идут вровень. Более того, китайская продукция дешевле. Такие догмы, как абсолютизация свободной конкуренции и нежелание более решительно усиливать роль государства, также препятствуют развитию и укреплению конкурентоспособности. Ярким примером этого является военно-промышленный комплекс, ориентированный на прибыль и служащий собственным финансовым целям, а не национальным интересам.

Можно перечислить и другие причины кризиса Запада, но суть в том, что либеральный интернационалистский мировой порядок, основанный на глобальном лидерстве Вашингтона, распространении демократии, свободной торговле и главенстве международных институтов (ООН, ВТО, НАТО), остался в прошлом. Опирающаяся на всё это стратегическая модель стала неустойчивой и откровенно контрпродуктивной. Как ни парадоксально, она усилила главных соперников американской гегемонии, прежде всего Китай, одновременно обеспечив Западной Европе исключительно комфортное существование под американскими гарантиями безопасности. Комфортная эпоха гегемонии после холодной войны закончилась, и её место заняло намного более сложное технологически-промышленное соперничество, в котором реальным мерилом силы перестаёт быть военная мощь и становятся производственные мощности и технологический суверенитет. Мир распадается как на тесные технологические и экономические регионы, так и на разрозненные политические и военные.

Что касается Запада, то нынешняя ситуация такова, что он раскололся на две части. Нельзя говорить о едином Западе. С одной стороны находятся реалисты-суверенисты, предпочитающие политику, основанную на национальных интересах, во главе с Америкой Трампа. К этой группе можно отнести также Израиль и Аргентину, а в Европе – Венгрию, Сербию и Грузию. Другой круг составляют глобалисты, застрявшие в идеологическом мировоззрении, которые лишились своей главной опоры после поражения американских демократов и переключились на Европейский союз, ожидая падения Трампа.

Место Запада в мире после утраты гегемонии фундаментально будет определяться тем, насколько быстро он сможет смириться с потерей абсолютного господства и насколько реалистично он оценивает новый баланс сил, движущие силы трансформации мирового порядка. Прежде всего необходимо изменение сознания и перспектив. Нужно признать, что существует конкуренция и Запад больше не может делать то, что хочет. Надо покончить с поучениями, демонстрацией западного превосходства и научиться принимать реалии. Разрыв с позицией силы, рациональность и баланс, а также общие интересы должны быть поставлены в центр мышления. Чем раньше Запад осознает этот факт, тем менее болезненным для него будет принятие новой реальности. Недостаточно просто трансформировать внешнюю политику, отдавая приоритет национальным интересам, целевым альянсам и будущим технологиям.

Запад также должен переосмыслить свой образ. К этому он ещё не полностью готов.

Америка Дональда Трампа уже поняла, что мир меняется, и пытается замедлить этот процесс и обратить его в свою пользу. Однако установка на то, что Соединённые Штаты могут быть лидером сильнейшего полюса, ошибочна. Сама личность Трампа служит препятствием, но ещё важнее внутренние разногласия и задолженность Америки. Слабость Соединённых Штатов проявляется в том, что они не способны сплотить вокруг себя даже своих союзников (в случае Украины это «коалиция желающих», а на Ближнем Востоке – Израиль). Авторитет Америки внутри блока подорван, несмотря на то что Европа находится в ещё более уязвимом положении, чем прежде.

Европа в худшей ситуации, чем США: её нынешняя правящая элита не может избавиться от ощущения, что мир вращался вокруг неё веками. Если же рассматривать последние десятилетия, то она ещё и застряла в прежнем, ныне устаревшем мировоззрении. Словно всего этого мало, стоит добавить, что она стала пленницей украинского конфликта, который держит её в своих тисках. Европа не может отпустить эту безнадёжную для неё войну, но при этом она разобщена и по этому вопросу. У неё нет власти, но, как будто в компенсацию, её голос становится всё громче. Она рвётся вперёд, заложница данных ранее нереалистичных обещаний. Тот факт, что она взяла на себя финансирование конфликта как «прокси» Трампа, лишь усугубляет ситуацию. И поскольку теперь она находится под давлением необходимости выполнять обещанное, она неистово рвётся вперёд, к эскалации конфликта. Европа неверно оценила ситуацию, в целом и конкретно в этом вопросе, и теперь движется в неверном направлении. Например, безопасность континента она видит не в сотрудничестве, а в силе. И всё это при слабом военном потенциале. Её конкурентоспособность была разрушена Америкой, и у неё нет ни источников энергии, ни сырья, ни рабочей силы для восстановления обороноспособности, поэтому она крайне уязвима и нуждается во всё более дорогостоящей доброй воле Вашингтона.

Без Америки у Европы в настоящее время нет жизнеспособной операционной модели, а её зависимость – в том числе от энергоносителей – только растёт.

Несмотря на это, она не желает понимать, что возвращение Дональда Трампа – это, по сути, возможность для неё создать стратегическую автономию. Создание этой автономии – уже не вопрос выбора, а залог выживания в мире, где внимание и ресурсы Америки неизбежно сосредоточены на Азии.

Существует серьёзная опасность того, что Европейский союз если не распадётся, то станет неактуальным. Он только ускорит этот процесс, если объединится и возьмётся за все проблемы Украины. Поскольку нынешний переидеологизированный ЕС ориентирован на обострение военной ситуации, ему не хватает прагматизма, необходимого после урегулирования. Однако рано или поздно рационализм и интересы возобладают, и в будущем внутри европейской части западного блока возникнет разделение между англосаксонской линией с немцами и британцами, которые вмешиваются в дела ЕС извне, воздерживающимися (скандинавами, средиземноморскими странами) и – в чём-то в качестве противовеса этим двум группам интересов – Центральной и Восточной Европой с польским лидерством и сильным американским влиянием. Вопрос в том, насколько хорошо эти три группы сил смогут сотрудничать и насколько велико будет влияние Америки на ЕС.

Запад, возглавляемый Вашингтоном, должен решить: изолировать себя или признать невозможность сохранения даже частичной гегемонии в долгосрочной перспективе и присоединиться к новому мировому порядку вместе с такими полюсами, как Китай, Индия или даже Россия. На следующем этапе ему предстоит выбрать один из двух сложных путей. Он либо возглавит более узкую, движимую интересами коалицию и будет действовать как безжалостный реалист, либо же обновит свою более широкую, основанную на правилах систему альянсов. Однако американская гегемония закончилась, или, точнее, она ограничится англосаксонским миром и Северной Америкой, где доллар может остаться универсальной валютой.