Аномалии и нормальность современной мировой политики
· Тимофей Бордачёв · Quelle
При наличии такого универсального сдерживающего фактора, как гарантированное взаимное уничтожение между Россией и США, у мировой политики есть определённая фора для выработки новой нормальности. В которой уже не будет единого центра, создающего внутри себя правила, применимые для всеобщего использования, но возникнет нечто новое, может быть, и напоминающее нам более ранние периоды истории отношений между государствами. Продолжительность этого запаса времени нам неизвестна, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Валдайского клуба.
Одним из наименее пока оценённых последствий сравнительного исчерпания той модели либеральной экономики, которая возникла в последней трети XX века, является сокращение возможностей стран Запада эффективно и рационально доминировать в международных делах. Европа представляет собой наиболее яркий и драматичный пример такого изменения, однако и США, сохраняющие пока колоссальный потенциал, также уже не чувствуют себя настолько уверенными, как ещё полтора-два десятилетия тому назад.
Одновременно происходит рост относительной самостоятельности всех остальных стран мира – пропорционально их масштабам и имеющимся в их распоряжении ресурсам. Лидером этого процесса уже давно является Китай, представляющий собой действительную альтернативу Западу, поскольку не ставит собственное экономическое развитие в зависимость от прямого или опосредованного контроля над другими странами. Мы не знаем пока, насколько убедительными окажутся китайские политические инициативы глобального характера. Но они уже стали частью реальности, будучи не основанными на доминировавшей прежде идее управления через силовое господство.
Россия, обладающая огромными военными возможностями, но меньшим весом в мировой экономике, также самим фактом своего существования способствует демократизации мировой политики.
Военно-политический вызов, который Россия бросила могуществу Запада, стал важнейшим ударом по остаткам его универсального господства. И уже ведёт к пересмотру всей стратегии взаимодействия США с остальным миром, что наглядно проявилось в отказе от концепции «изоляции и стратегического поражения» Москвы.
Индия, третья по значимости держава незападного мира, стремится вслед за его лидерами и использует ресурсы от сотрудничества с Западом для достижения своих собственных целей. Проявляя вместе с тем колоссальную самостоятельность в тех случаях, когда речь идёт о её фундаментальных интересах, среди которых на первом месте сохранение у населения веры в поступательное развитие страны.
В результате международные дела всё меньше подчиняются тем правилам, которые были созданы на протяжении столетий, когда доминирование Запада было безусловным и позволяло итогам конфликтов между его государствами становиться основой для международного порядка.
Тем более что в результате событий последних десятилетий вероятность внутреннего конфликта на Западе вообще исчезла – консолидация его государств вокруг США выглядит сейчас как необратимый процесс. В его основе находится усиление международной конкуренции и неспособность США или Европы сохранять своё привилегированное положение прежними методами. Решительный шаг к консолидации Запада был сделан с началом военно-политической конфронтации вокруг украинской проблемы.
Однако начало ему было положено раньше. Потрясения, которые обрушились на Европу после экономического кризиса 2008–2011 годов, включая внутренний кризис солидарности, миграционный кризис 2014–2015 годов и, наконец, кризис в связи с пандемией коронавируса, имели для неё самые сокрушительные последствия. Чуть позже к ним добавилась и неспособность конкурировать с США и Китаем в сфере новейших технологий, среди которых на первом месте технологии искусственного интеллекта.
И к событиям 2022 года Европа подошла уже в принципе подготовленной к тому, чтобы полностью передать определение своей стратегии в руки старших партнёров за океаном. При правительстве Демократической партии в США это управление осуществлялось ещё сравнительно деликатно, однако с приходом в январе 2025 года к власти Республиканской партии все сомнения, похоже, были отброшены. Мы видим сейчас, что от европейских лидеров в США ожидают только преклонения и исполнения самых экстравагантных пожеланий.
Становится всё более заметно, что для европейских государств суверенные возможности – это не определение своей стратегии, а поиск своего места в стратегии США. Сейчас нет серьёзных оснований думать, что такая эволюция может быть пересмотрена в обозримой перспективе. Во-первых, для этого нет экономической основы. Во-вторых, политическое лидерство в Европе сформировалось в особых условиях после холодной войны, когда вопрос об ответственности за принимаемые решения не стоял в принципе.
Такая примечательная трансформация, в свою очередь, также лишает страны Запада пространства, на котором естественное для межгосударственных отношений соревнование могло бы создавать новые правила игры. На протяжении более чем пятисот лет, а в действительности намного дольше, конфликт внутри Запада становился основной движущей силой прогресса в развитии правил и норм, по которым осуществляется взаимодействие государств в общемировом масштабе. Начиная с Вестфальских договоров 1648 года, именно в результате внутренних «гражданских» войн на Западе создавались основные процедуры для широкого международного сообщества.
В середине прошлого века на основе западных идей, продукта возникшего там внутреннего конфликта, была создана Организация Объединённых Наций. Нельзя сказать, что создаваемые внутри Запада для всех правила были справедливыми по своей природе. Однако они были единственными, что основывались на фундаменте силы, способной принудить страны к их относительно последовательному исполнению. Сейчас Запад лишается, под давлением собственной эволюции и внешних сил, способности конфликтовать внутри себя и тем самым генерировать повестку для остального мира. И мы не знаем пока, насколько те государства, которые стали уже лидерами демократизации мировой политики, захотят предложить альтернативные западным решения.
Мы видим уже, что наиболее распространённой реакцией на резкое снижение возможности Запада определять течение международной политики становится готовность вести себя дестабилизирующим образом. Отчасти это может интерпретироваться как попытка вернуть себе центральное положение через общий кризис. Однако вероятно и то, что мы наблюдаем спонтанную реакцию на сокращение собственного потенциала и видимое отсутствие возможностей (ресурсов и идей) для того, чтобы его восстановить. Наиболее деструктивно ведут себя те силы, которые выступают в качестве своего рода прокси США или Европы – Израиль, Турция и марионеточные режимы вроде киевского. Они, каждый в силу своих возможностей, делают ставку на создание постоянного конфликта в рамках своей зоны выживания.
Другие государства мира ведут себя более сдержанно и только отвечают на бросаемый им вызов. Делают они это также в соответствии со своими возможностями и ограничителями: у Ирана исключительно велики именно сдерживающие факторы, у России они присутствуют в незначительной степени, а Китай хоть и обладает колоссальными возможностями, но они балансируются невероятным количеством внутренних и внешних ограничителей. Большинство других стран мира с тревогой смотрят на истерическое поведение США, их европейских сателлитов и разномастных прокси и пытаются играть в политику «умиротворения». Проявляя при этом разную степень настойчивости в том, что касается их основных интересов. Пример этого показывала в последнее время Индия.
Сложно сказать сейчас, какой будет эволюция международной политики в условиях исчезновения из неё организующего центра и особенно приобретения его бывшими государствами нового качества в том, что касается их влияния на глобальную стабильность. Однако при наличии такого универсального сдерживающего фактора, как гарантированное взаимное уничтожение между Россией и США, у мировой политики есть определённая фора для выработки новой нормальности. В которой уже не будет единого центра, создающего внутри себя правила, применимые для всеобщего использования, но возникнет нечто новое, может быть, и напоминающее нам более ранние периоды истории отношений между государствами. Продолжительность этого запаса времени нам неизвестна – никто не способен ограничить ведущие ядерные державы в создании новых собственных орудий обороны и нападения. Есть вместе с тем надежда, что он окажется, всё-таки достаточно продолжительным для того, чтобы мировая политика успела адаптироваться к совершенно непривычному для себя положению.