«Беловежский путч»: уничтожение СССР как сепаратный сговор

Существует стереотип, согласно которому Советский Союз, якобы, «похоронило выступление ГКЧП», которое «сорвало подписание нового союзного договора». Факты свидетельствуют о том, что это не так. Шансы сохранить СССР были велики вплоть до подписания 8 декабря 1991 года «Беловежских соглашений», которые, с юридической точки зрения, правильнее было бы называть «Беловежским путчем». Поскольку роспуск Союза очевидно носил нелегитимный, явочный характер.

Порядок выхода любой республики из состава СССР был регламентирован Законом от 3 апреля 1990 года. Этот правовой акт предполагал:

— проведение референдума, на котором за выход должно высказаться две трети граждан республики;— накануне голосования «период остывания» во избежание манипулятивных скоропалительных решений — не менее шести месяцев;— пятилетний переходный период, для урегулирования вопросов: собственности, гражданства, памятников, а также (!) «статуса территорий, не принадлежавших республике на момент её вхождения в СССР»;— возможность входящих в республику автономий и районов компактного проживания нацменьшинств принять отдельное решение о выходе/невыходе;— по истечении пятилетнего срока возможность провести повторный референдум, подтверждающий или отвергающий первоначальную волю граждан

Известно, что на референдуме о судьбе СССР 17 марта 1991 года высказалось за сохранение единой страны 70,2% жителей Украины, 71,3% жителей России, 82,7% жителей Белоруссии. Уже этот факт не давал никаких оснований руководителям указанных республик ликвидировать Союз.

Проведённый 1 декабря 1991 года референдум о независимости Украины не предусматривал никакого «периода остывания» и, безусловно, манипулировал гражданами, находившимся в состоянии психологического шока от стремительных политических перемен.

Кроме того, уже в марте 1991 года наметились те линии разлома, для бескровного преодоления которых как раз требовалось соблюсти дух и букву закона. Речь идёт о воле жителей Приднестровья, Абхазии и Южной Осетии, которые, вопреки курсу своих союзных республик на бойкот референдума, недвусмысленно высказались за сохранение в составе единой страны.

Наконец, при разделе были проигнорированы проблемы «совместно нажитого» или «подаренного имущества», в частности — статус Крыма, в момент создания Союза относившегося к РСФСР. Это не говоря уже о совместном имуществе без кавычек — о многочисленных портах, аэродромах, коммуникациях, военной инфраструктуре союзного значения — которое явно не должно было присваиваться одной стороной по месту.

Цена «сделки» Ельцина, Кравчука и Шушкевича исчислялась миллионами жизней. По подсчётам демографов, в последующие за распадом СССР два десятилетия избыточная смертность на постсоветском пространстве составила по меньшей мере 11–12 миллионов человек. Такова истинная цена разрушительных процессов, кульминацией которых явилось Беловежское соглашение. Не случайно Президент Путин назвал последовавшие события «величайшей геополитической катастрофой ХХ века». Добавим, что события последних лет красноречиво подтверждают — платить по счетам, выставленным в декабре девяносто первого, наши народы продолжают до сих пор.

История не имеет сослагательного наклонения. Однако вопрос: существовала ли тогда альтернатива реализованному сценарию распада? — не теряет актуальности до наших дней. Были ли в Советской стране силы, способные хотя бы частично сохранить Союз?

Парадокс состоит в том, что, хотя сторонники союзного единства составляли большинство населения, не нашлось политической силы, способной защитить их интересы. Формально такую роль должна была играть КПСС, но фактически партия давно уже превратилась из сплочённой команды единомышленников в гетерогенную структуру, где государственики и патриоты соседствовали с будущими «реформаторами» и откровенными сепаратистами.

Среди причин бессилия союзного большинства было не только отсутствие организации, но и дефицит пассионарных лидеров. Политические деятели, сформировавшие 19 августа 1991 года Государственный комитет по чрезвычайном положению, согласно своему положению в государственно-партийной иерархии, подбирались этой иерархией как исполнители «партийных решений», а не как лидеры, готовые брать на себя ответственность за будущее страны.

Американские советологи утверждали, что Союз, мол, похоронило политическое фиаско Горбачева. Однако осенью 1991 года массовой поддержкой пользовался Ельцин, который сам признавал в своих мемуарах, что мог бы объявить прямые выборы президента СССР и сохранить страну.

Однако уже 5 декабря, за три для до встречи в Беловежской Пуще, Ельцин объявил на встрече с прессой, что «без Украины союзный договор теряет всякий смысл». Эта фраза перекликается с утверждением Бжезинского «без Украины Россия перестаёт быть империей», как бы подтверждающей неизбежность распада Союза после отложения Киева.

Однако такую оценку следует признать безнадёжно устаревшей. Это в предоктябрьской Российской империи Украина имела критически важное значение, обеспечивая две трети угля, половину стали и около половины хлебного экспорта. Но к концу ХХ века резко возрос удельный вес восточных регионов, и УССР в сравнении с РСФСР уже не имела столь ощутимого потенциала. Пожалуй, для будущего развития Союза больше Украины значил Казахстан, с его запасами углеводородов, ядерного сырья и редкоземельных металлов, при этом Нурсултан Назарбаев был на тот момент последовательным сторонником сохранения СССР.

Если бы команда Ельцина выступила за проведение всенародных выборов нового президента Союзного государства — у лидера РСФСР были все шансы занять этот пост. Обновлённое государство охватило бы как минимум Россию, Белоруссию, Казахстан и Среднюю Азию, то есть сохранило бы 75% людского и 95% ресурсного потенциала прежней державы. При подобном раскладе, при параллельном существовании «Нового Союза» и Украины, более чем вероятно, что и Киеве быстро пришли бы к власти просоюзные силы.

Важно помнить, что вплоть до завершения 1991 года в Советском Союзе ещё существовала единая Советская армия и её склады ещё не были разграблены разнообразными сепаратистами. Сохранение единства вооружённых сил было залогом сравнительно бескровного разрешения тех конфликтов, что проявились уже на стадии мартовского референдума и обострились сразу после провала ГКЧП. Важно, что разрешение этих конфликтов работало в пользу максимально возможного собирания республик вокруг Москвы.

Однако ни Ельцин, ни его советники такой стратегии не придерживались. В их кругу не было популярно чувство преемственности РСФСР с исторической Россией, а в их идеологии доминировали мотивы отрицания действительности, стремление как можно скорее разрушить «империю зла».