Континентализм против неоевразийства: возрождение или развал Европы

Континентализм — геополитическая концепция Альгиса Климайтиса, советника Альгирдаса Бразаускаса, первого после провозглашения независимости президента Литвы – предполагает Европу, пришедшую к самосознанию . Континентализм – против трансатлантического глобализма. Он выступает за европейскую социальную рыночную экономику (то есть континентальную модель «рейнского капитализма», а не англосаксонскую модель капитализма акционеров или стейкхолдеров), за христианско-консервативную культуру и против порождённой в США идеологии воукизма, а также за европейскую систему безопасности , которая либо полностью преодолеет структуру НАТО , либо — по меньшей мере — коренным образом обновит её путем формирования сильной европейской составляющей.

Обеспечивать безопасность Европы должны не посторонние по отношению к этому пространству силы ( raumfremde M ä chte , как их называл Карл Шмитт ), такие как Соединённые Штаты, а сами европейцы. Согласно европейскому варианту доктрины Монро (американская концепция преобладающего присутствия в Западном полушарии, провозглашённая в 1823 г.), европейские государства должны иметь возможность обеспечить безопасность Европы как конвенциальным образом, так и с помощью ядерного вооружения. Это подразумевает сочетание внутренней обороноспособности и внешней военной сдержанности.

Подобная конфедерация, если она намерена быть стабильной, должна основываться на западноевропейской имперской идее ( Idee des Reichs ) . Имперская идея , классическим воплощением которой является Священная Римская империя германской нации, предшествовала возникновению (начиная с революции 1789 г.) национальных государств и представляет собой типичную правоконсервативную концепцию. Профессор истории Давид Энгельс перенял и актуализировал данную имперскую идею . Европа будущего, по мнению Энгельса, в силу своего культурного, религиозного и этнического многообразия должна иметь организационное устройство, ограниченное совместными ключевыми интересами: оборона ( общая армия , включая обобществление французского ядерного оружия ), внутренняя политика (сотрудничество полиции в рамках трансграничного уголовного преследования, а также защиты внешних границ), финансы (материальное обеспечение совместных программ) и инфраструктура (совместные проекты, направленные на обеспечение логистических связей). Данную конструкцию символически возглавляет Президент Европы, который, однако (аналогично монарху во времена Священной Римской империи), должен, вместе с состоящей при нём комиссией, выступать в роли посредника по урегулированию споров. Европейская комиссия упраздняется, а экспансивная судебная власть ЕС (Европейский суд) подвергается существенным ограничениям. Он должен принимать решения исключительно по отдельным вопросам, которые не имеют обязательного юридического действия по всей территории ЕС ( case law ).

Другими словами, за рамками названных областей первоочередное значение в каждом конкретном случае принимают индивидуальные (правовые) решения. Существующий до настоящего времени Европейский парламент становится нижней, а Европейский совет – верхней палатой новой европейской законодательной власти. У Энгельса новое оформление Западной Европы задумано как оборонительный союз против расширения влияния Китая и России (в понимании защиты страны и альянса), однако призвано также – в типично континенталистском духе – ограничить влияние США . Тем не менее мирное сосуществование заново сформированной Европейской империи и России, понимаемой также как продолжение русской имперской идеи, происходящей из Византии (включая «Третий Рим» Филарета и Советский Союз), допустимо и даже вполне вероятно.

Новая Западная Европа сконцентрировалась бы на своих внутренних проблемах, то есть предотвращении государственного распада и миграционных потоков с Ближнего Востока и из Африки. Это была бы Европа, повёрнутая к себе, не осуществляющая экспорт ни ценностей, ни оружия. В неявной форме Энгельс, апеллируя к классическому Западу, Западной Европе, признаёт существование второго крыла Европы – православного Востока. Россия, включая Белоруссию и часть прежней Украины (как предложено Солженицыным) была бы не врагом, а скорее «партнёром по общим консервативным ценностям» обновлённой Западной Европы. От идеи «Глобального Севера», высказанной бывшим советником президента России Владиславом Сурковым, данная концепция отличается более чётким обособлением Европы (но не враждой с ней!) (западной и православной) и США . Одновременно Энгельс настойчиво подчёркивает, что новой Западной Европе следует сотрудничать с Америкой в рамках НАТО , то есть исходит из того, что данная стержневая трансатлантическая организация продолжит существование.

Русскую теорию неоевразийства объединяет с континентализмом отрицание трансатлантизма . Следует подчеркнуть, что имеется в виду отрицание не НАТО, обдуманного сотрудничества между национальными государствами или одной из новых западноевропейских конфедераций и Соединённых Штатов. Отрицание не направлено и против американского народа. Речь об олигархической политической касте глобалистов , которые подрывают национально-государственную и европейскую суверенность и эксплуатируют средний класс в США, Германии и Европе в целом.

Интеллектуалы, такие как Карлхайнц Вайссман или Александр Гауланд, elder statesman партии «Альтернатива для Германии» , говорят о противостоянии глобалистов и коммунитаристов, однако, имеют в виду то же самое .

Можно ли сопоставить континентализм с русским неоевразийством? Нет, по нескольким важным причинам. Отправная точка неоевразийства заключается в утверждении, что Россия по своем существу — азиатская страна . Неоевразийцы прославляют коммунизм, релятивируют и замалчивают его преступления, одобряют неэффективное и экономически провалившееся плановое хозяйство или так называемый «третий путь» – своего рода гибрид рынка и плана, напоминающий экономико-политического Франкенштейна. Континентализм выступает за мир и стабильность в Европе, неоевразийство говорит о новом русском империализме, то есть подразумевает и военную экспансию.

Но сначала несколько слов о возникновении неоевразийства. Как видно из названия, произошло оно от евразийства, русского философского течения, зародившегося между мировыми войнами. Гумилёв, Трубецкой, Савицкий и другие наложили на евразийство свой отпечаток, многие стали эмигрантами, кто-то находился в Советском Союзе и публиковал евразийские идеи под прикрытием марксистско-ленинской государственной идеологии. На Россию, по словам евразийцев, Азия наложила глубочайший отпечаток ещё со времён монголо-татарского нашествия в XIII веке. Историко-культурные исследования в области этнологии и языка якобы это подтверждают, утверждали евразийцы .

Именно в этом заключается существенная проблема, принципиальное отличие от континентализма. Последний как раз подчёркивает, согласно Климайтису, принадлежность России к европейской цивилизации, христианскому, православному Востоку, который совместно с католически-протестантским Западом составляет два крыла Европы. Это не значит, что существующие различия отрицаются. Точно также из этого не следует, что Запад и православная Европа должны оказаться в одном структурном формировании, организации (см. выше). Это означает исключительно то, что (следуя образцу исторического взаимодействия сил в Европе и Священного союза как структурного понятия, которое рассматривает данную взаимосвязь в качестве собрания совместных правил, (не)формальных обычаев и традиций) необходимо вернуть возможность достижения взаимопонимания между Западной Европой и Россией, зиждущегося на общей европейской культуре .

Несомненно, Россия внесла большой культурный вклад в общеевропейское наследие в таких областях как музыка, литература, философия, живопись, кинематография, естественные науки и многое другое. Вряд ли кому-то в Китае, Индии или других странах Азии придёт в голову назвать русских азиатами. Даже Владивосток, расположенный на берегу Тихого океана, недалеко от Японии и Северной Кореи, представляет собой европейский город.

Ещё евразийцы вынужденно (в Советском Союзе) или добровольно (в эмиграции) адаптировались к большевистскому режиму и подчёркивали свою азиатскую, то есть, по их мнению, русскую, сущность. Так, ведущие представители евразийства говорят о достижениях Советского Союза, прославляют большевистский переворот как русское низвержение «европеизации» страны, проводившееся царистским режимом, и рассуждают, как перенести положительные элементы коммунизма в XXI век. В отличие от этого, континентализм подчёркивает, что коммунизм как первый тоталитарный режим XX века стал одним из могильщиков европейской цивилизации. И Россия, говоря словами Александра Солженицына, не выздоровеет, пока не будут преодолены, в том числе в сознании людей, последствия всех преступлений коммунизма . Для континенталистов очевидно, что коммунизм унёс огромное число жизней и он не является продуктом русской культуры, а скорее представляет собой чуждую идеологию, узурпировавшую элементы русской культуры .

От прославления коммунизма и его преступлений против человечества и человечности, многочисленных актов геноцида и миллионов жертв недалеко до восхваления планового хозяйства или мифического, не существующего в действительности «третьего пути». Для континенталистов же, как и для всех, кто когда-либо занимался теорией и практикой народного хозяйства, понятно, что плановая экономика представляет собой «путь в рабство» (Хайек). Социальная рыночная экономика является эффективной и справедливой; плановое хозяйство – неэффективно и несправедливо всегда. Оно уничтожает право на собственность как основу политической свободы. Между рыночной и плановой экономикой нет «среднего пути» – tertium non datur .

Принципиальное отличие континентализма от неоевразийства прослеживается и в сфере внешней политики и политики безопасности .

Ведущие представители неоевразийства говорят, что Советский Союз совершил «ошибку», не осуществив одновременно военное продвижение на Юг (Афганистан, доступ к Индийскому океану через Пакистан) и на Запад (против НАТО, доступ к Атлантическому океану). Они выступают за присутствие российских войск в Европе для обеспечения безопасности контролируемого Россией имперского пространства. Для евразийцев Россия представляет собой «Срединную империю», то, что китайцы – естественно по отношению к Китаю – называют Чжунго . А вокруг России как имперского центра должна быть распределена европейская и азиатская периферия.

Континентализм же выступает за стабильность, мир и безопасность в Европе и Азии, против влияния чуждых пространству сил, а также против неоимперских амбиций и военных авантюр, от кого бы они ни исходили. Континентализм – за создание стабилизующих зон влияния и принятие взаимных гарантий безопасности, против экспансии отдельных блоков и империй.

Подобное континенталистское понимание принесло бы непосредственную пользу и Германии . Во-первых , Германия, приходится это констатировать, является державой среднего уровня в стадии демографического, культурного, экономического и политического регресса. Милитаризация страны – формирование сильнейшей военной державы в Европе, как пропагандируют социал-демократ Шольц и христианский демократ Мерц – приведёт исключительно к тому, что европейские соседи вновь будут бояться Германии (возможно, даже вооружённой ядерным оружием). С немецкой стороны, в свою очередь, существуют опасения, что Германия, которую Франция примерно к 2050 г., вероятно, опередит по численности населения, будет отодвинута на задний план в процессе взаимодействия европейских сил . Тем временем Польша в качестве актора, ориентированного на трансатлантические отношения, находится на подъёме как экономически, так и благодаря интенсивному вооружению армии. Германия же располагается на четырнадцатом месте глобального рейтинга мощи вооружённых сил .

Континентальный подход предложил бы решение, как преодолеть внутреннюю европейскую дилемму в сфере безопасности . Для этого не требуется образ врага, которым в настоящее время воспринимают Россию. Напротив, достаточно обратиться к общим европейским проблемам – демографический кризис, массовая миграция и исламизация – и совместно встать на защиту собственной культуры. Опасность для Европы и России в конечном итоге исходит от Глобального Юга , и она давно достигла трущоб и «запретных зон» европейских городов, включая Москву.

Неоевразийство, однако, представляет собой не решение проблем Европы, а её крах. Оно принципиально отличается от континентализма.

В этой точке взгляды открытых приверженцев глобалистского трансатлантизма и неоевразийцев, которые есть и в Германии, совпадают. Два пути в одну и ту же пропасть. Континентализм же, напротив, является дорогой к ренессансу Европы благодаря возрождению её духовных истоков.

Статья выражает исключительно мнение автора.

Автор: Антон Фризен, cтарший научный сотрудник по вопросам внешней политики парламентской фракции партии «Альтернатива для Германии», экс-депутат Бундестага.