«Цифровая война» – новая реальность

Вряд ли найдётся эксперт, отрицающий революционные изменения в военном деле – «беспилотную революцию» или «революцию войны дронов». Возможно, оценивая шире – «цифровой войны». Есть все основания полагать, что процесс продолжит расширяться и углубляться, ведь возможности наращивать «войну дронов» превосходят способность эффективно противостоять этому виду вооружений.

Миниатюризация и удешевление элементной базы, развитие сетевых решений (именно сетевых, модный искусственный интеллект (ИИ) , как представляется, ещё долго будет второстепенным фактором) ведут к тому, что в боевых действиях участвуют настоящие полчища дронов самых многообразных видов, форм, размеров и назначений. Основную их часть составляют всё более малые по размерам и дешёвые по цене, но всё более дальнодействующие и автономные беспилотники, которые сочетают возможности разведки и поражения. Тактическое поле боя и тылы на десятки километров от линии боевого соприкосновения станут, по сути, «зоной поголовного истребления». Естественно, что первоочередной задачей будет противодействие им. Таким образом, вооружённая борьба превратится в первую очередь в схватку за «дроновое превосходство» в воздухе. Соответственно, организация войск должна соответствовать целям и задачам борьбы за такое превосходство в воздухе и космосе .

Напомним, что одним из важнейших следствий описываемой революции стала прозрачность поля боя, по сути, полное развеивание «тумана войны». Далее эта особенность будет только усугубляться за счёт развития как беспилотных, так и космических (боевые космические аппараты, в сущности, тоже дроны) и сетевых информационных решений.

Уже сегодня можно говорить о стирании границ боевых действий на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях.

Важным следствием «прозрачности» поля боя стал новый облик войны, продемонстрированный в ходе СВО на Украине . В его основе прежде всего высокая рассредоточенность и весьма низкая плотность сил и их боевых порядков. Кардинально возросшие возможности разведки, обнаружения, целеуказания и высокоточного поражения определяют значительно более высокую уязвимость как группировок войск от уровня тактических подразделений до оперативных и оперативно-тактических соединений, так и отдельных объектов боевой техники. Результатом становится невозможность скрытной переброски и сосредоточения сил и средств на направлениях концентрации основных усилий, что принципиально меняет саму философию применения войск.

Главным в информационном боевом пространстве в ходе СВО стало внедрение и массовое применение интернета на основе системы Starlink . Впервые в истории реализованы общедоступная, быстрая и достаточно защищённая информационная сеть и система информационного обмена данными. Эта технология позволяет подключать все звенья управления вплоть до низших и обеспечивает связь и руководство полем боя вне зависимости от дальности. Последнее стало революционизирующим для осуществления навигации беспилотными средствами, позволив впервые массово обеспечить применение даже небольших беспилотных средств на теоретически неограниченную дальность. Этот же результат, хотя и с меньшей эффективностью, обеспечивается при использовании коммерческих сетей сотовой связи для управления БПЛА.

Это приведёт к взрывному расширению возможности армии, включая прямое «подключение» каждого военнослужащего на поле боя, сверхминиатюризацию систем связи, обеспечивающих неограниченное по дальности управление войсками, включая беспилотные средства и высокоточное оружие. Это значительно повысит возможности «дистанционного» ведения войны.

Информационная революция меняет формы и облик боевых действий. «Прозрачность» поля боя, целеуказание в реальном времени ведут к упразднению необходимости огня в прямой видимости в пользу огня с закрытых позиций. На протяжении столетий огонь в прямой видимости составлял основу поражения, и именно вокруг обеспечения его эффективности, по сути, строились основы тактики. Теперь не нужно видеть противника прямо перед собой, цели могут обнаруживаться на любом удалении и поражаться высокоточными средствами (в первую очередь дронами), запускаемыми вне прямой видимости противника. Живучесть и боевая устойчивость любых удалённых рассредоточенных средств для ведения огня с закрытых позиций и их расчётов намного выше любого оружия для ведения огня в прямой видимости. Это ведёт к фундаментальному изменению планирования всей системы осуществления огневого поражения противника.

Данное обстоятельство, а вовсе не недостаточная защищённость от дронов оказалось главной причиной кризиса танковых войск . Танк является основным средством огня в прямой видимости, по сути, он и был разработан в качестве защищённой платформы для ведения такого огня. Сейчас он оказывается легко обнаруживаемой и легко поражаемой целью с малоэффективной системой оружия для поражения в пределах прямой видимости. В результате танк утратил значение некогда главного средства прорыва и манёвра армии.

Попытки повышения выживаемости и боевого потенциала танка путём оснащения его комплексами активной защиты, БПЛА и дальнобойного вооружения не выглядят пока адекватными с точки зрения критерия «стоимость – эффективность». Не ясно, какую пользу на поле боя принесёт уязвимая и ограниченная по возможностям вооружения машина, приближающаяся по стоимости к самолёту-истребителю. Что касается танка как носителя БПЛА или средств загоризонтного высокоточного поражения, зачем для этого явно избыточный с точки зрения защиты и массы танк в качестве платформы? Ответов на этот и другие вопросы нет.

Можно констатировать и кризис артиллерии. Военный конфликт на Украине, казалось бы, вернул артиллерию с неуправляемыми боеприпасами на пьедестал «бога войны». Однако за этим проглядывает спорность применения дорогостоящих орудий с большим расходом весьма дорогостоящих боеприпасов для решения огневых задач, которые можно решить на «прозрачном» поле боя дронами и другими высокоточными средствами. Принципиальным требованием к современной артиллерии является повышение дальности стрельбы, однако эффективное поражение на значительных дистанциях требует управляемых высокоточных выстрелов (в том числе ракетных). Закономерный вопрос: рационально ли использование громоздких артиллерийских систем в качестве платформ для пуска таких боеприпасов?

Таким образом, беспилотники реально оказывают революционизирующее влияние на военную науку. С одной стороны, они воздействуют на такой ключевой фактор, как сосредоточение сил и средств, с другой – делают, по сути, ненужным тактическое маневрирование силами и средствами для обеспечения поражения. Данные фундаментальные изменения и тактики, и оперативного искусства должны привести к пересмотру не только форм боевых действий, но и организационной структуры войск.

Кампания на Украине подвела черту под почти вековым господством представлений о механизированной войне, свойственной индустриальным обществам. В этом смысле СВО стала первым полномасштабным вооружённым конфликтом XXI века, ознаменовав свершившуюся революцию в военном деле – переход к «цифровой войне». Все уже ярко проявившиеся или только обозначившиеся тенденции, вероятно, получат развитие в ближайшее десятилетие, продолжая менять облик военного дела.

Некоторые аспекты этого, наблюдаемые сейчас на Украине, вызваны скорее относительной технической отсталостью войск сторон, нехваткой тех же беспилотников, информационных средств (с российской стороны), вынуждающих импровизировать с тем, что есть.

Сегодня закупки FPV -дронов достигли сотен тысяч единиц в месяц для каждой из сторон, что сопоставимо (если уже не превышает) объёмы производства артиллерийских выстрелов. FPV -дроны, нападая буквально роями на любого замеченного военнослужащего, превратились в главное оружие поражения не только техники, но и личного состава. По российской статистике, на начало 2025 г. на беспилотники приходилось более 70 процентов поражений бойцов. Дальность применения постоянно растёт и уже превышает десятки километров, что делает возможным их использование для контрбатарейной борьбы, поражения коммуникаций, вторых эшелонов противника и изоляции района боевых действий. В дальнейшем следует ожидать перехода к групповым и роевым решениям, включая возможность управления значительными группами БПЛА одним оператором, создание БПЛА с программно-аппаратным блоком, позволяющим применять поражающие средства без участия оператора.

Можно выделить три важнейших фактора войны дронов и их влияния на организацию и боевое применение войск.

Первое. Требование крайней рассредоточенности сил и средств при очень низкой плотности боевых порядков кардинально изменит организацию войск и их взаимодействие.

Второе. Резкое увеличение глубины поражения противоборствующих сторон и их средств вплоть до оперативной глубины. «Зоны тотального истребления» в ближайшее время достигнут многих десятков километров. Что создаёт невозможность маневрирования и сосредоточения войск даже в своей оперативной глубине.

Третье. Война продемонстрировала трудноразрешимую проблему обеспечения войск, для снабжения которых сейчас используются легко уязвимые транспортные средства, которые сравнительно легко поражаются противником (проблема назревала очень давно, но игнорировалась ещё советскими стратегами). В условиях «дроновой войны» и огромных «зон тотального поражения» сил и средств на всю оперативную глубину проблема снабжения в оперативном, тактическом и «микротактическом» («последняя миля фронта») отношениях становится колоссальной и потребует нетривиальных и революционных решений.

Как должна выглядеть перспективная организационно-штатная структура войск для «дроновой войны»? Это сочетание штурмовых частей и беспилотных систем и средств огневого поражения (вплоть до уровня отделения и взвода) не только с дронами, но и, например, с ракетами с волоконно-оптическим наведением, а также разнообразных средств борьбы с беспилотными системами и их подавления (от уровня каждого бойца и каждой машины до специальных частей). Все эти силы должны иметь максимально интегрированные сетевые средства, обеспечивая наведение огня «старших уровней» и авиации.

Продвижение пехоты на поле боя должно осуществляться с помощью комбинации средств в зависимости от обстановки, включая пеший порядок, мотоциклы, лёгкие машины-транспортёры, бронированный автотранспорт, а также высокозащищённые БМП с высокой огневой эффективностью.

Такие БМП должны быть основой бронетанкового вооружения и технического оснащения Сухопутных войск. Сочетание высокой защиты с умеренной массой потребует меньшего уровня танкотехнического, инженерного и прочего обеспечения. Хотя тяжёлые БМП/БТР с массой как у основных танков тоже можно рассмотреть, их чрезмерная масса и стоимость, на наш взгляд, заставляют отдавать предпочтение «компромиссным» машинам «средней» массы – 30–40 тонн, вроде М2 Bradley , показавшей себя «идеальной машиной» украинской войны. Оснащение таких машин средствами борьбы с дронами, в первую очередь активными, в сочетании с круговой защитой и мерами по улучшению живучести (отделение боекомплекта, вынос топлива и пр.) позволит обеспечить им повышенную выживаемость на поле боя даже «дроновой войны», но сохранить статус «расходного материала», пригодного для массового производства. Вопрос создания частей таких БМП (придание им штатных пехотных отделений или, наоборот, организация БМП только как «групп такси») требует отдельного рассмотрения.

Вместо танков в составе пехотных частей должны массово действовать тяжёлые инженерно-штурмовые разминировочные машины – боевые платформы с максимальной защитой, как конструктивной, так и активной противодроновой. Значительное вооружение им не нужно, поскольку будет только снижать их живучесть.

Войска должны иметь адекватное (тыловое, техническое и др.) обеспечение. В условиях современной войны обеспечение уже само является, по сути, формой боя с постоянным противодействием атакам противника, и оно должно иметь соответствующую организацию и технику (в том числе безэкипажную).

Таким образом, армия будущего не должна быть жёстко разделённой на рода войск, а, наоборот, максимально унифицированной интегрированной многофункциональной силой, способной действовать в любых современных условиях войны.

Полагаем, все обратили внимание на недавний пост украинского ресурса DeepState , описывающий «новую пехотную доктрину» ВС РФ и наглядно демонстрирующий адаптацию тактики войск к потребностям «дроновой войны». Выделяют четыре ключевых аспекта тактических изменений с российской стороны.

Первый. Увеличение использования наземных робототехнических комплексов, крылатых барражирующих боеприпасов и тяжёлых FPV , что ведёт к «роботизации некоторых процессов боя». Сейчас задачу штурмовых действий и огневого воздействия пытаются полностью переложить на беспилотники для недопущения обнаружения штурмовых групп.

Второй. Переход к действиям большого количества «рассеянных», минимальных по размеру групп численностью всего по 2–4 человека.

Третий. Минимизация стрелковых боёв и лобовых атак позиций и в целом сближения пехоты с противником, перекладывание основной роли огневой поддержки штурмовиков на дроны.

Четвёртый. Широкое применение тактики медленного, «ползучего» просачивания или обхода основных позиций противника небольшими группами, в том числе с применением маскировочных средств (плащ-накидки и т.д.), с проникновением как можно глубже в тыл, поиском и нейтрализацией операторов дронов, миномётных расчётов и т.д.

Очевидно, что структура, организация и техника войск должны претерпеть соответствующую адаптацию. Время «больших батальонов» прошло.

Стоит отметить, что развитие наиболее массовых образцов беспилотной техники, уже применяемой в боях, основывается на массовых коммерческих решениях, прежде всего с громадных внутренних рынков – китайского и американского. С одной стороны, это обеспечивает их высокую доступность. С другой – возможности реальной индустриализации БПЛА наиболее массовых типов («мавики», FPV -дроны, малые БПЛА) в рамках автаркических и сугубо импортозамещающих сценариев до сих пор выглядят сомнительно, особенно в свете быстрой смены решений и моделей. Более сложные беспилотные и безэкипажные средства воздушного, наземного и морского применения требуют развития на самом высоком уровне средств наблюдения, спутниковых возможностей, датчиков, вычислительных мощностей, информационных сетей, способов передачи и обработки данных и ИИ . Страна, не способная соответствовать всем этим требованиям, обречена на отставание в военном деле.

Они обеспечивают потенциал по всем другим вышеуказанным направлениям. Именно от развития и производства вычислительных мощностей, а не от территориального или ресурсного контроля будет зависеть ресурс стран и альянсов. Следует также указать, что развитие вычислительных мощностей и основанных на них сетей (в том числе космических) контроля, обнаружения, целеуказания и передачи данных позволит создавать глобальные разведывательно-ударные и оборонительные автоматизированные системы с колоссальной плотностью и эффективностью поражения. В частности, могут качественно возрасти возможности противодействия традиционным средствам ракетно-ядерного нападения, то есть системы противоракетной обороны выйдут на новый уровень. А это уже чревато риском обесценивания ядерного оружия и ядерного сдерживания в принципе.

В среднесрочной перспективе Россия будет уступать мировым лидерам в развитии вычислительных мощностей (недостаток компетенций, индустриальных возможностей и ёмкости внутреннего рынка). На это следует немедленно обратить внимание, в противном случае отставание станет нарастать, что угрожает стратегическим интересам страны.

Осознание этого требует отложить политические разногласия и сосредоточиться на срочном решении административно-технологических задач.

Авторы:

Юрий Балуевский, генерал армии, начальник Генерального штаба ВС РФ (2004–2008 гг.)

Руслан Пухов, директор Центра анализа стратегий и технологий