Не верь глазам своим: как дипломатия становится все более закрытой

Но не всегда такие артефакты эпохи создавались вообще, а еще чаще версии авторов конфликтовали, так как каждый имел свой взгляд на происходящее. Ситуация в значительной степени изменилась во второй половине XX века. Во-первых, появились средства презентации и трансляции сущности переговоров. Во-вторых, доминирование либерально-демократического подхода предполагало усиление основ публичной политики, в том числе и в сфере международных отношений: избирателям необходимо было объяснять принимаемые в ходе переговоров решения в целях повышения их уровня легитимности. Появились открытые и закрытые части переговоров. Совместные пресс-конференции для журналистов, открытые ответы на сложные вопросы. По всей видимости, все это уходит в прошлое. Сфера международных отношений вообще и переговорных процессов в частности снова становится непубличной, а все проявления этой самой публичности: заявления политиков в СМИ, инсайды, сливы, утечки — становятся лишь особым инструментом давления на оппонентов в переговорах. Разность подходов

Подходы в международных отношениях исторически колебались между двумя полюсами. «Старая школа» строилась на убеждении, что эффективность дипломатии прямо пропорциональна ее закрытости. Переговоры понимались как пространство, где государства взаимодействуют через ограниченный круг уполномоченных лиц, нередко опираясь на личные отношения, интуицию, неформальные договоренности и баланс сил. Легитимность решений обеспечивалась самим фактом участия признанных акторов — монархов, президентов, министров — а не их публичным обоснованием. В этой логике сам процесс был важнее объяснений, а устойчивость мировой системы зависела от способности дипломатических групп договариваться далеко от глаз публики. Либеральная традиция, набравшая силу в Западном мире после Второй мировой войны, предложила иной подход: международная политика должна быть прозрачной, подотчетной и максимально включенной в демократические процедуры. Усилилась роль парламентов, медиа, экспертных сообществ, международных организаций. Решения, пусть и принимались за закрытыми дверями, но требовали широкого публичного сопровождения. Появились ритуалы «открытой дипломатии»: совместные пресс-конференции, подробные коммюнике, регулярные брифинги. Они формировали иллюзию участия общества в процессе. Но главное — создавали эффект понятности и контролируемости процессов. Этот подход оказался особенно востребован в период расцвета глобализации, когда внешняя политика стала рассматриваться как «общее дело», а не как прерогатива узкого круга. Решения принимают личности

Однако XXI век постепенно возвращает дипломатию к ее изначальному формату. Одной из причин стало усиление роли личностей в политических процессах. В мировую политику пришли лидеры, чей политический ресурс в меньшей степени зависит от институциональных ограничителей — парламентов, партийных структур, долгих коалиционных переговоров. Такие лидеры способны принимать решения быстрее, жестче и зачастую без необходимости объяснять их различным аудиториям. Парадоксально, но именно персонализация власти, усилившаяся в эпоху социальных сетей, сделала реальный переговорный процесс менее публичным: чем сильнее лидер, тем меньшая часть его реальной дипломатии оказывается на поверхности. Закрытость, таким образом, становится функциональной. В условиях высокой конфликтогенности среды, санкционного давления, информационных войн и постоянного мониторинга со стороны разведок у государств появляется стимул минимизировать любую внешнюю утечку. Публичные заявления все чаще превращаются в инструмент давления, рассчитанный не столько на граждан своей страны, сколько на оппонентов по другую сторону стола. Объем информации в публичном пространстве растет, но ее содержательная ценность падает. Главные решения принимаются в узком кругу, а открытая часть дипломатии все чаще служит дымовой завесой. Сторонники старых подходов проиграют

В этой конфигурации сторонники прежних подходов оказываются в невыгодном положении. Те лидеры и дипломаты, которые продолжают рассчитывать на открытую аргументацию, формальные институты и «силу публичности», все чаще оказываются дезориентированы. Они вступают в переговоры, ориентируясь на публичную риторику оппонента, не учитывая, что она не отражает реальных намерений. Их стратегия становится предсказуемой, тогда как новая дипломатия — это управляемый хаос, скрытые линии связи, быстрая коррекция позиций и персональные договоренности. Несоответствие стиля реальности приводит к проигрышу: от потери инициативы до ухудшения условий сделки. Это наглядно видно на примере европейцев, которые абсолютно не готовы к новым реалиям и до сих пор не могут дать ответ на переговорный блицкриг Трампа. Западные дипломаты могут сколько угодно сокрушаться на тему того, что «дела так не делаются», и что «Уиткофф вообще не имеет опыта переговоров», однако они остаются зрителями переговорного процесса, пока другие его определяют. Если этот тренд продолжится, международная система в ближайшие годы станет еще более закрытой. Можно ожидать усиления роли специальных представителей, кураторских групп, закулисных форматов без институционального оформления. Возрастет значение доверенных каналов связи и посредников. Внешнеполитические ведомства будут все чаще погружаться в режим тишины, где ключевые решения будут известны только по их последствиям. Публичное пространство, в свою очередь, продолжит наполняться шумом, который мало связан с реальным процессом переговоров. В результате международные отношения все сильнее будут походить на черный ящик: на входе — бесконечный поток заявлений, утечек и инсайдов, на выходе — резкие повороты или неожиданные компромиссы. А основная архитектура решений вновь уйдет в тень, возвращая дипломатию к ее первоисточнику: искусству договариваться не благодаря, а вопреки публичности. Михаил Карягин, заместитель директора Центра политической конъюнктуры.