Кафкианский абсурд

н. «реальности» поменялось мало что — вот уже 3 года большинство виз однократные, но с юридической точки зрения — песня в кафкианском духе. Начнем сначала. Есть такая «копенгагенская школа изучения проблем безопасности» (Бузан, Вэвер, 1990-е). Она описала изящную технологию: не нужна реальная угроза — достаточно правильно о ней сказать. Секьюритизация (securitization) — это речевой акт, превращающий обычный вопрос в экзистенциальную угрозу. Формула простая:

1. Секьюритизирующий актор — как правило власть от политической до «санитарной» (ага, это и про ковид тоже): «X угрожает Y»;

2. Аудитория принимает с некой степенью непротивления

3. Можно вводить чрезвычайные меры (emergency measures), минуя обычные правила. Главное: доказательства необязательны. Речевой акт сам создаёт реальность. И то, что сделала ЕК — в учебники. § 1 — образцовый речевой акт: «Превращение миграции в оружие, акты саботажа, угрозы кибершпионажа и потенциальное злоупотребление визами. означают, что заявители на визы из России должны тщательно проверяться». Смесь действий государства, конкретных инцидентов и потенциальных угроз. Без статистики, без доказательств любой связи между типом визы и угрозами. «Assessment concluded» («оценка пришла к выводу») — готово. Магия: от «Мы обвиняем российскую госполитику в том, что она делает X» к «русские заявители = риск». Юридическая обёртка: «By way of derogation» («путём отступления») — отступаем от стандартных правил ради безопасности. Дальше технически чисто: whereas clauses (особая западная правовая хрень, не имеющая прямого аналога в русском — преамбула с «принимая во внимание, что. ») строят threat narrative (нарратив угрозы), articles (статьи) устанавливают нормы как ответ не на реальность, а на этот «whereas. ». Что можно было бы сделать?

Вариант 1 (Прибалтика): «Русские — враги, потому что русские». Ясно. Вариант 2 (Южная Европа): «Визы продолжаем выдавать, потому что отельеры Марбельи и Салерно хотят денег». Тоже честно. Вариант 3 (выбранный): 20 страниц процедурной точности, references (ссылки) на Regulations (регламенты), whereas clauses, derogations (отступления), assessments (оценки). Результат: никто не доволен. Выбранная конструкция не добавляет ни прочности, ни обоснованности. Она добавляет кафкианский абсурд. Север недоволен: хотели прямой запрет по нацпризнаку. Юг недоволен: экономические потери, но не может громко возразить, потому что «безопасность». Проевропейские русские оскорблены больше всех: вместо прямого «вы враги» им дают процедуру, где они должны доказывать свою благонадёжность через три предыдущие визы, принадлежность к «categories of reduced risk» («категориям сниженного риска»), подтверждать «integrity and reliability» («честность и надёжность»). Блогосфера проевропейских русских сейчас полна обоснованных воплей. Прямое «вы враги» можно отвергнуть. На «ваши деньги не нужны» можно ответить: а в Эмиратах ок. Но когда тебя заставляют проходить assessment, собирать доказательства «lawfully used visas» («законно использованных виз»), подтверждать принадлежность к approved categories — это унижение ради унижения. Секьюритизация как упаковка неразрешимого противоречия, создание видимости обоснованности там, где лишь политический тупик. К. Каллас: «виза — привилегия, а не право». Это честная формулировка секьюритизированной парадигмы. Но вместо прозрачного провозглашения условий доступа к привилегии (именно об этом сейчас просят наши эмигранты-оппозиционеры) — документ на 20 стр. с сылками на Европейскую конвенцию по правам человека; упоминаниями «фундаментальных прав»; исключениями для «vulnerable categories» («уязвимых категорий»). Европейская юридическая традиция строится на процедурной точности как гарантии справедливости. Но когда эта точность применяется на основании undisclosed assessment (нераскрытой оценки) — «речевом акте без доказательств», она становится оскорблением. Человек должен доказывать «честность и надёжность», проходить scrutiny (проверку), зная: критерий один — гражданство. Глеб Кузнецов, политолог.