Работающее социальное государство советского типа

Парадокс — современная РФ живёт на репутационном капитале СССР, но не готова это признать из-за непроработанной травмы 1980-х. Значимые российские партнёры в мире — от Пекина до Каракаса, от Пхеньяна до Луанды —советское наследие. Связи выстраивались десятилетиями на основе антиимпериалистической солидарности и реального партнерства в индустриализации. Ким, Си, Ортега, Лула работают с Москвой не потому, что их вдохновляют «традиционные ценности», а потому что помнят советскую альтернативу американской гегемонии. Сегодня официальная идеология говорит о «консервативных ценностях» и «духовности», которые весьма ограниченно экспортируются и по большому счету присвоены совсем не нашими друзьями. Не получится современному светскому государству стать «святее Папы Римского» или пастора-протестанта Среднего Запада. Реальная же модель России — это работающее социальное государство советского типа. Бесплатное здравоохранение и образование, пенсионная система, материнский капитал — вся социальная инфраструктура не просто сохранена, а развивается. Продолжительность жизни выросла с 65 до 73 лет, детская смертность упала в разы, Москва строит «лучшую в мире систему бесплатного здравоохранения» — но объясняет это «эффективным менеджментом», а не развитием советских принципов всеобщего доступа. Элиты предпочитают говорить о «банкротстве советского проекта», одновременно инвестируя именно в советскую социальную инфраструктуру. Это раздвоение на уровне государственной идеологии: внутри страны советское наследие переименовывается в «традицию», а вовне мы охотно пользуется советским «кредитом доверия». Признать эффективность советской модели хоть в чем-то означает вернуться в состояние травмы, когда казалось, что Запад выиграл окончательно. Результат: страна с работающей моделью социального государства, с реальной альтернативой неолиберальному демонтажу welfare state, не артикулирует и не «продает» эту модель. Кризис самоочевидности проявляется в постоянном вопросе на всех уровнях: «А зачем мы это делаем?». В советском проекте этот вопрос был невозможен — ответ был встроен в систему смыслов от школьной политинформации до Политбюро. Помощь Анголе была логичным продолжением борьбы за освобождение угнетённых, за мировую справедливость. «Сопротивление Западу» — это не цель, а средство. Ради «более справедливого мира»? Хорошо, но откуда взялось это стремление к справедливости? Если отвечать честно — это 1917 год, это большевики, это 70 лет советской истории. Именно советский период создал логику глобальной солидарности с угнетёнными. Но признать советское происхождение смысла невозможно, поэтому приходится говорить о «тысячелетней традиции». Так, советская по сути стилистика получила новую упаковку, не полностью ей подходящую. Объяснения стали фантомными, как боль в удалённом зубе. Зудящее «зачем?»

В итоге внешняя репрезентация работает как пустая коробка с советской маркировкой — содержания нет, но капитал узнаваемости держит всю конструкцию. 7 ноября напоминает о революции, которая дала России глобальную идеологическую субъектность. Сверхдержавой Империя была, но реально альтернативная другим проектам история — все-таки СССР. Современная Россия не может ни отказаться от этого наследия, ни присвоить его. Это цена травмы — сложности с пониманием и — как следствие — упаковкой в продукт того, что именно работает и почему это важно для мира. PS. СССР создал свой внутренний ориентализм: от партийных руководителей «национальных республик» ожидался особый стиль — гиперболизированные восхваления Москвы, клятвы в верности, эмоциональная интенсивность, искусственная цветистость из книг Леонида Соловьева о Ходже Насреддине, несвойственная живым языкам. Сегодняшние лидеры Центральной Азии воспроизводят ту же модель с Трампом, что их предшественники использовали с Брежневым. Даже язык остался прежним — вчера в Белом доме большинство участников воспевало Трампа по-русски. Глеб Кузнецов, политолог.