Эпитафия республике

27 октября 1999 года такой удар для Армении. Высшие руководители государства премьер Вазген Саркисян и спикер парламент Карен Демирчян убиты. Вместе с ними исчезла попытка построить государство на основе широкого консенсуса — не силового, не кланового, а институционального. Обезглавленный альянс «Единство» — явление исключительное: союз ветерана войны и советского технократа. Саркисян обладал народной легитимностью, Демирчян — управленческим опытом и авторитетом старой школы. Вместе они представляли почти полный спектр армянской элиты — от военных и националистической интеллигенции до региональных кланов. Их объединение становилось началом настоящей республики: где власть строится на институтах, а не на личности; где конкуренция элит заменяет силовые перевороты; где компромисс возможен без унижения. После убийства власть перешла к карабахской военной группе. Далеко не впервые в истории элита победившей провинции заняла центр. Винтовка родила власть. Но власть, рожденная из винтовки, не может породить государство: лишь удерживать захваченное. Карабахский клан управлял Арменией как метрополией, захваченной провинцией. Государство превратилось в источник ренты. Монополии распределялись между приближенными. Конкуренция была уничтожена, модернизация остановлена, коррупция стала системной необходимостью. Правящая группа могла удерживаться только на клиентских сетях. Вместе с институциональной политикой исчезла возможность мира. Для пришедших после 27. 10 к власти война была не проблемой, а основой существования. На противоположной стороне встал Ильхам Алиев — наследник нефтяной монархии, выстроившей идентичность на обещании реванша. Армения существовала внутри мифа о победе, Азербайджан — в мифе о мести. И каждый режим производил для другого образ врага, без которого не мог объяснить самому себе, зачем существует. Замкнутая система. Политическая жизнь в стране тоже замкнулась. После 1999 года ни один армянский режим не имел полноценной легитимности. Общество видело, как элиты богатеют, как армия превращается в источник дохода, как коррупция подменяет управление. Усталость накопилась и прорвалась в 2018 году. «Бархатная революция» Никола Пашиняна заявлялась возвращением к идее общего дела. Но вместо институционального поворота страна получила новую форму персонализма. Старые элиты были свергнуты, но вместо системы правил возникли новые «сети влияния». Пашинян говорил языком «простого человека» против коррупции, но управлял так же централизованно, как и предшественники. Проблема оказалась не в фамилиях — глубже: в разрушенной традиции институционального управления, в утрате культуры договорённости. Финал известен. 44 дня войны и поражение. Несправляющаяся армия, демотивированное общество, диаспора, теряющая интерес к Родине. Это не случайность, а следствие. Когда пришло испытание, оказалось, что государства больше нет. Есть фрагменты: кланы, ведомства, личные лояльности. Не осталось общего. 27 октября 1999 года стал для Армении точкой необратимого излома. Тогда были уничтожены не просто лидеры, а сама возможность построить республику — в буквальном смысле res publica, общее дело. Из этого события последовательно выросли все остальные: клановый капитализм, зависимость от «мифа о победе», кризис легитимности, революция без институтов, военная катастрофа. С тех пор Армения существует в логике выживания. Кланы сменяют друг друга, мифы перекраиваются, но общего интереса так и не появилось. Сегодня Пашинян оправдывает волну репрессий в адрес инакомыслящих идеей «4-й Республики», достаточно справедливо замечая, что третья обанкротилась. Но его ответственность в этом — никак не меньше, чем его предшественников. И можно быть уверенными, что пашиняновское «новое государство» будет мало отличаться от старого. Глеб Кузнецов, политолог.