География врага рисуется не картой, а страхом

Комментаторы задались вопросом: каких именно дедов имел в виду голландец Рютте 1967 г. р. — из дивизии «Nederland» или «Viking»? Вопрос остроумный, но интереснее другое: сама структура мышления, в которой Россия автоматически — экзистенциальная угроза, а Европа — вечная жертва. Саид был бы озадачен

Эдвард Саид описывал ориентализм как систему знания-власти, через которую Запад конструировал образ экзотического Востока: гаремы, минареты, деспотия, иррациональность. Ключевой элемент — идея недостаточности: Восток не просто другой, он недоразвитый, неспособный к «современности». Отсюда «бремя белого человека» Киплинга — священный долг цивилизовать дикарей, иногда силой. Для этого требовалась дистанция — географическая, языковая, религиозная. Нужны были «Сказки 1000 и одной ночи», Великие Моголы, загадочные письмена. России предлагается та же схема. Православие вместо ислама, кириллица вместо вязи, Достоевский вместо Омара Хайяма. Готово — Россия успешно помещена в категорию непостижимого, иррационального, угрожающего Востока. Черчилль — один из величайших русофобов истории — говорил про «загадку, завёрнутую в тайну» — и это о стране, чья элита два века говорила по-французски и танцевала мазурку. Производство различия

Ларри Вольф показал, как философы Просвещения изобретали «Восточную Европу» для утверждения собственной цивилизованности. Вольтер переписывался с Екатериной, но его читатели должны были понимать: за Эльбой, начинается варварство. Граница подвижна — по Одеру, по Днепру, — но функция стабильна: отделять «нас» от «них». Wall Street Journal в 2018 («до всего») изобразил Путина Чингисханом. Идея «азиатского деспотизма» из «Персидских писем» Монтескье XVIII века работает без модернизации. Логика: Россия — «тюрьма народов», неспособная к самостоятельной модернизации, застрявшая в имперском прошлом. Её нужно расчленить, народы освободить, территории поставить под внешнее управление. Это не колониализм, нет, это деколонизация. Не «бремя белого человека», а «ответственность международного сообщества». Формулировки новые, миссия старая: цивилизовать варваров, если не хотят — принудительно. Толмачи при дворе

Классический ориентализм требовал посредников — людей, которые «знали Восток» и переводили его для западной аудитории. Некоторые были учёными, большинство — авантюристами. XIX век полон историй о «магараджах в изгнании» и «принцессах из гарема», которые монетизировали предполагаемую экзотичность. Современные русские эмигранты-эксперты выполняют ту же функцию. Они — сертифицированные «знатоки Востока», которые объясняют западной аудитории загадочную русскую душу. Их ценность не в точности анализа, а в статусе «инсайдера», подтверждающего: они действительно такие. Иррациональные. Агрессивные. Непостижимые. Платите за лекцию. Через неделю — в вашем городе!

Чем радикальнее эмигрант отрекается от происхождения, тем выше его рыночная стоимость. Идеальный эксперт — тот, кто объясняет, почему с «ними» невозможен диалог, почему «они» понимают только силу, почему «их» империю необходимо демонтировать. Это бизнес-модель: продажа инаковости оптом и в розницу. Зачем нужна угроза?

Далёкий Восток Саида был объектом колонизации — его нужно «цивилизовать», «включив» его ресурсы в сети распределения и производства Запада. «Близкий Восток» России выполняет функцию легитимации. Он объясняет, почему нужно пять процентов ВВП на оборону. Почему можно сократить здравоохранение. Почему ограниченный суверенитет — это неизбежная плата за безопасность. Угроза должна быть достаточно далёкой, чтобы не проверить, и достаточно близкой, чтобы бояться. Россия тут идеальна: при всей ее таинственности, никто не ожидает, что придётся реально воевать. Можно бесконечно готовиться к войне, которая не случится, и списывать на подготовку любые издержки. Экзотика требует любопытства. Страх требует только врага. Глеб Кузнецов, политолог. #ГлебКузнецов

Источник

Орфография и пунктуация автора сохранены.